– Не говори! – Он зашагал по комнате, и я понял, что он хочет что-то сказать, но не решается.
– Что слышно про Берту? – спросил я с надеждой.
– Вышла замуж! Сейчас у них медовый месяц, и они укатили в Европу. У этого ее муженька денег куры не клюют.
Я совсем скис.
Наблюдая, как Чик, засунув руки в карманы, нахмурившись, кружит по палате, я чувствовал, что его распирают дурные новости.
– Что тебя грызет, Чик? – спросил я – Давай выкладывай.
– Помнишь “Уголовный кодекс” Робертсона. – Он вдруг остановился. – У тебя ведь он был, верно?
Ничего не понимая, я смотрел на него прямо в глаза:
– Да. Одному Богу известно, зачем я его купил, я в него давно не заглядывал.
– А полковник забыл свой дома, и он ему срочно понадобился – вынь да положь! Я вспомнил, что у тебя он есть, покопался в твоем ящике для виски и отнес ему.
– Ну хорошо, отнес. И что?
И вдруг сердце у меня екнуло и я похолодел. Я вспомнил, что сунул в этот “Кодекс” копию моего письма, адресованного Сэлби, в котором излагал все, что мне известно про Поффери, пиратский остров и “Аламеду” – все, за что надеялся получить от Нэнси Хэмел сто тысяч долларов. И эту копию я даже не вложил в конверт! Полковник, конечно, ее прочитал! Полковник не дурак. Он сразу понял, какую роль я с самого начала играл в этой истории.
Я увидел, что Чик внимательно смотрит на меня.
– Мне очень жаль, – сказал он. – Но откуда мне было знать? Гленда поручила сообщить тебе обо всем этом. Господи, Барт! Как ты мог пойти на такое?
– Да уж! – По спине у меня струился холодный пот. – Я болван, Чик, но все выглядело так заманчиво!
Чика передернуло:
– Разве можно этой заманчивости верить? Теперь послушай дальше. Полковник решил не сообщать в полицию. Он сказал Гленде, что не желает марать репутацию агентства.
Мне немного полегчало.
– Молодец-то молодец, но, Барт, он лишил тебя лицензии и уже всех предупредил. Теперь никто не захочет иметь с тобой дело. Мне жаль, но так уж случилось. – Чик протянул мне руку. – Пока, Барт, и желаю удачи.
Он ушел, а я продолжал сидеть у окна и смотреть вниз на шумную улицу. Меня обуял страх. Без лицензии мне деваться некуда, остается только безработица.
Господи! Было от чего впасть в уныние!
Позже зашел хирург. Улыбаясь, как гиена, он сказал, что дня через два я могу отправляться домой. Если вести себя осторожно, через месяц буду как новенький.
Но я– то знал, что ничего хорошего не будет. Когда я остался один, мои мысли заметались, как перепуганная белка в колесе. От голодной смерти меня отделяют две тысячи долларов, Нужно заплатить за лечение. Нужно искать работу.