Часов около трех я позвонил Эйткену. Чувствовал я себя так, будто меня пропустили через бельевой барабан. Заседание правления только что закончилось – мне пришлось изрядно попотеть. Увидев, что Эйткена нет, Темплмен совсем было распоясался и ничего не хотел слушать, но мне удалось поставить его на место, а заодно и остальных директоров. Я получил их согласие по всем важным для Эйткена позициям, и это само по себе было полным триумфом.
Поэтому, как только закончилось заседание, я позвонил Эйткену. Трубку сняли после первого гудка, и женский голос сказал:
– Алло! Кто говорит?
Я сразу понял, что это она, и от звука ее голоса у меня захватило дух. Какую-то секунду я не мог произнести ни слова и просто сидел как околдованный, прижав трубку к уху и вслушиваясь в нежное дыхание на другом конце линии.
– Алло! Кто говорит? – повторила она.
– Это Честер Скотт, – выдавил я с трудом. – Я хотел бы поговорить с мистером Эйткеном.
– Мистер Скотт? – переспросила она. – Конечно, разумеется. Он ждет вашего звонка, одну минуточку.
– Как он себя чувствует? – спросил я, чтобы продлить удовольствие: боже, какой мягкий, волнующий голос!
– Спасибо, хорошо. – Особого энтузиазма в ее голосе не было. А может, мне просто так казалось? – Доктор им очень доволен, – добавила она, затем щелкнул какой-то рычажок, и через мгновение я разговаривал с Эйткеном.
1
Около восьми часов я подъехал к «Гейблз».
В дороге меня одолевала одна мысль: увижу ли я ее сегодня? Во рту, словно после болезни, было сухо, а сердце билось глухо и неровно.
Я сразу же заметил, что сегодня освещение над садом и бассейном выключено, зато пробел отлично восполняла светившая металлическим светом луна, и вид у виллы был необычайно впечатляющий.
Я оставил машину перед парадным входом, взбежал по лестнице и нажал на кнопку звонка. После обычной паузы дверь, как и вчера, открыл Уоткинс.
– Добрый вечер, сэр, – сказал он. – Сегодня чудесная погода.
– Да, – пробормотал я, проходя за ним в холл. – Как мистер Эйткен?
– Я полагаю, лучшего ожидать трудно. Правда, к вечеру он стал слегка нервничать. Если не возражаете, я попросил бы вас не засиживаться.
– Постараюсь управиться быстро.
– Это было бы очень благоразумно, сэр.
Мы поднялись в лифте. Старик тяжело дышал. Каждый вымученный вдох сопровождался похрустыванием его накрахмаленной манишки.
Эйткен полусидел в своей постели, зубы мертвой хваткой сжимали сигару. На коленях у него лежали какие-то счета, а рядом – карандаш и блокнот. Он был явно утомлен, а при свете лампы на лбу виднелись капли пота. Углы рта чуть провисли вниз, веки отяжелели. Вчера он выглядел гораздо лучше.