Она, прозванная Железной Сэйрой, размякала от одного слова своей дочки, а уж слезами и плачем Орландина могла добиться чего угодно.
Ведь не хотела же матушка делать из нее воительницу, но уступила просьбам.
Как-то, когда ей было лет восемь, одна из пришедших к ним в гости товарок матери решила пошутить и сказала будто бы по секрету Орландине, что матушка собирается зажарить ее на свой день рождения и съесть в компании друзей. Мол, это у них в легионе такой обычай, пришедший будто бы от африканских амазонок, которые питались исключительно человечиной.
Не помня себя, Орландина, зарыдав, побежала в кладовую, где Сэйра как раз выбирала, чем ей угостить приятельницу.
При виде захлебывающейся рыданиями дочери та выронила собранную снедь и кинулась к девочке, спрашивая: что случилось? А Орландина все плакала и просила матушку не есть ее, говоря, что будет послушной девочкой, что не будет таскать у нее варенье из сундучка, а когда вырастет— заработает на службе много денег и построит матушке дворец. Кое-как успокоив орущее и залитое слезами существо и узнав, от кого Орландина это услышала, Сэйра с каменным лицом зашла в комнату и, не говоря ни слова, со всего маху заехала шутнице в челюсть, да так, что та вынесла спиной дверь…
«Матушка, прости дурочку молодую. Уж и не знаю, когда увидимся…»
Орландина почувствовала вдруг, как непривычно щиплет в глазах.
Под эти мрачные мысли она наконец и заснула.
Глава 9. НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА
С утра пораньше, посовещавшись, они решили разделить обязанности следующим образом.
Орландина продолжит прогулки по Тартессу (программа-минимум — найти подходящее место постоянного жительства), а Орланда пойдет в ювелирные ряды и прояснит что-нибудь насчет камней.
Для начала выбрали один, бесцветный, довольно неказистый на вид.
Честно говоря, амазонка опасалась отпускать сестру одну, но согласилась с ее доводами, что скромная девица будет вызывать меньше подозрений. А при виде Орландины у любого возникнут мысли: где зарыт труп того бедолаги, чьим камень был раньше.
Из лавок в ювелирном ряду она выбрала не самую богатую, хотя и не самую захудалую.
Надпись на вывеске гласила, что ее держит Герион, ученик самого Пифагора Афинского. Кто такой Пифагор Афинский, послушница не знала, но подумала, что чем-то он знаменит, иначе бы не имело смысла упоминать о нем на вывеске.
Перед тем как войти, на всякий случай огляделась по сторонам. Вроде бы подозрительного не заметила. На секунду почуяла робость, но преодолела себя и, толкнув дверь, решительно вошла.
— Вот, — протянула руку к человеку за столиком. — Не могли бы вы взглянуть?