И Скага побежал со всех ног, помчался к Кер Веллу.
— Он умер, — сказал ему Эвальд, когда он вошел в замок. И Скага, войдя в зал, склонился и зарыдал.
И настало время похорон и траура, и Дру оставался в замке, охраняя Кер Велл от врагов. Эвальд с неотлучным Скагой вершил суд, приказывал сделать то и это в близлежащих землях, выставлял посты и охрану и принимал присягу от приходящих.
Даже от древнего Талли пришло послание, которое лишь Дру смог объяснить.
— Король, — удрученно сказал Дру, и лицо его еще больше помрачнело, — эта смерть отняла у нас время. Если б твой отец был жив и силен, но его нет. Обеты верности должны быть снова подтверждены.
— Отошли гонца, — ответил Эвальд, — и скажи, что я сын Кервалена и госпожи Меры и никого другого.
— Так я и сделал, — сказал Дру.
И в другой раз Эвальд сказал:
— Ты не можешь вернуться в свои земли, не сдержав обещания, данного моему отцу. И я буду рад твоей дочери.
И это была правда, ибо Мередифь обосновалась в самом сердце Кер Велла, став утешением его матери и ему самому, и если это была не любовь, то, по крайней мере, сильнейшая нужда. И если бы ему пришлось на коленях молить о руке Мередифи, он был готов и на это; к тому же, это было волей отца, которую он стремился выполнить во всем.
— Да, близится время, — сказал Дру.
И так Кер Велл отложил свой траур по весне. Все было так же — высились камни, и росла трава, и цвели цветы — фиалка и рута.
И плющ сплетался в лесу, меж забытыми костями.