Но нет, не удалось Кудеславу толком задуматься надо всеми этими странностями. Тревожные мысли внезапно вышиб из его головы тихий ильменкин вопрос:
— Почему ты меня не побил?
Мечник вытаращился.
Векша вздохнула, завозила ногами под полушубком, усаживаясь. И пояснила:
— За то, что я вчера… Это…. Наговорила… А?
Вопреки своей обычной повадке она не отворачивалась, она храбро пыталась смотреть Кудеславу в глаза, пока тот, нарочито кряхтя, поднимался. Лишь когда Мечник встал на колени, размахнулся, будто матерого кабана убить намеряючись, вздохнул: «Да, нужно-таки побить», — лишь тогда ильменка зажмурилась, втянула голову в плечи… И получила легонький щелчок в нос.
На том все и кончилось.
Неведомый (ох, неведомый ли?) стрелок больше ни разу не дал о себе знать. И вообще никаких особых неприятностей дорогой не приключилось — словно бы вымели ее, дорогу-то, перед Кудеславом и Векшей. До самого Приильменья вымели — и от людских каверз, и от тех, коими любит потчевать чад своих дебрь-матушка… которая матушка да прокормилица отнюдь не одним только людям… и из людей не лишь вятскому их корню…
Но хмельное чувство отмытости души, с которым Кудеслав Мечник выезжал с Белоконева дворища, больше не возвратилось. Его, чувство это, убило нелепое Векшино подозрение. Ведь подозрения — они, как иная хворь, горазды перекидываться с заболевшего на здоровых. И виною тому были даже не вздорные ильменкины слова про какого-то умельца, который может дожидаться ее в родимом краю и который не подстарковатому Кудеславу чета. При иных делах Мечник бы и внимания не обратил: мало ли кто чего ляпнет в запале…
Но еще был меч со Звановым наузным заклятьем на добрый путь туда и обратно. И был по-небывалому добрый путь туда… то есть сюда.
И путь обратно, небось, тоже бы сложился по-доброму…
Сложился бы? Или сложится?
«Зван часто заранее ведает, когда что станет надобно…»
Вот и мозжит, мозжит этакой неподживающей ссадинкой: а с чего тебе может взбрести отправляться в обратный путь? И вроде бы много выдумывается всяких догадок, а только все они в конечном итоге сворачивают к одному и тому ж… К возможности одной и той же потери…
Рыжая дурешка испугалась, что тебе суждено разлюбить ее да покинуть? Может, и суждено… Но сам-то ты знаешь: коль и придется бросить ее, то уж точно не из-за оскуденья любви… не из-за оскуденья ТВОЕЙ любви…
…Однако до чего же зябко!
Мечник подышал в кулаки, ссутулился, пытаясь натянуть повыше ворот рубахи. Где там… То есть натянуть повыше — это сколько угодно, хоть на уши. А что проку? Мокрая сыромятина не удерживала ни капли тепла, она даже от ветра не защищала.