существующее изначально...
Наверное, Гребаха Чучин сделал выводы из подслушанного разговора, поскольку, когда герр Олифант в конце процессии вошел в цитадель, Гребаха все-таки, вопреки прежним намерениям, пребывал в трехмерье.
Одноразовые фотомодели-големы по бокам глав сторон держали вычурные ларцы с дарами: у тех — ларец из клена, у эддовцев — из сливы.
— Прошу снизойти к моей человеческой слабости перед лицом величайшего мастера магии... — тряс знатной бородой Гребаха Чучин, заставляя себя заглядывать в глаза дракону, а не рыскать зрачками в поисках циферблатов.
— ...Прошу не принимать мой демарш за попытку обидеть, просто в мою душу вкрались сомнения, не является ли это провокацией со стороны враждебного волхв-дивизиона... — тряс усами малиновый дракон. Весь такой вальяжный, подчеркнуто добродушный и демонстративно щедрый на прощение дипломатических промахов.
— ...Учитывая взаимную давнишнюю симпатию, я безмерно рад, что бригадный цинь-генерал Китайской Небесно-Народной Армии потрудился собственной персоной... — ворковал Гребаха Чучин, рыская взглядом по китайской делегации. А под костным панцирем его черепа неумолимо наяривал бандитским «счетчиком» секундомер.
...Безмерное Дхату — внутреннее измерение,
сияющее ясностью, как солнце и луна,
самосовершенное, неразрушимое как Ваджра...
— ныла магнитофонная мантра.
— ...И во избежание трагедии, способной омрачить наши далеко идущие совместные замыслы, я предпочел на месте разрешить сомнения, чтобы впредь отринуть их до скончания... — Дракон кутал глотку в собственный завораживающе переливавшийся малиновым колером хвост.
Теснившиеся на внутреннем дворике замка группы не спешили перемешаться: слева — двадцать три китайца, справа — около полтинника эддовцев, все такие чопорные, церемониальные и напряженные до истерики.
— ...Несмотря на ожидающую меня жестокую расплату, не смог усидеть в двухмерье, и теперь верю, что лучшее лекарство — дружеское общение с кавалером Ордена Горы Сычуань... — слащавил и лыбился Гребаха, будто сытый грудной ребенок.
...непоколебимое, как гора,
чистое, как лотос,
сильное, как лев...
— ...А может, и из неосознанных тщеславных побуждений я неосторожно не посмел отказать себе в удовольствии лицезреть лично легендарного ост-кайзера... — сиял малиновым огнем от усов до кончика хвоста дракон.
Джи-Джи мельничал-молотил в голове купюрами из досье. «Ведьма при козьей бороде», конечно же, никогда ведьмой не служила. В эпатажном обличье пребывал третий мандарин посольства Байхуа Вэньян Камень Склони-Голову. По сущности горный демон, причем тибетский, у себя на родине попавший в опалу, но обласканный в спецслужбах Небесно-Народной Армии. Он вдыхает правой ноздрей и выдыхает левой, когда бодрствует, и наоборот. А убить его можно, только перерезав горло сушеным лавровым листом... Как бы там ни было, герр Олифант отвечал, в самом убедительном значении этого слова, за сегодняшнее шоу. И обделаться, особенно после истории с Дэмиеном-Эдвардом-Ральфом, не хотелось до инстинктивной жути.