Делагерра схватил его за тонкое, жесткое запястье, резко крутанул и прижал к телу. Загорелое лицо инспектора побледнело. Его левая рука пыталась расстегнуть кобуру, затем ослабела. Он заговорил напряженным обиженным голосом:
– Себе же хуже делаешь, фараон. Я уже сообщил в Солт Спрингс. Описал твою машину, сказал где она. Сказал, что в ней тушка самки оленя. Я...
Делагерра отпустил запястье, открыл кобуру, выхватил из нее кольт и выбросил его из машины.
– Вылезай, инспектор! Ищи попутку, о которой ты говорил. В чем дело – на зарплату уже жить не можешь? Ты сам положил ее мне, еще на озере Пума, чертов мошенник!
Инспектор неторопливо вышел, постоял, лицо пустое, невыразительное, челюсть безвольно отвисла.
– Крутой парень, – пробормотал он. – Ты еще об этом пожалеешь, фараон. Я подам жалобу.
Делагерра скользнул по сиденью, вылез из машины через парадную дверцу. Он встал совсем рядом с инспектором, не спеша заговорил:
– Скорее всего, я ошибся, мистер. Скорее всего, тебе действительно позвонили. Скорее всего, так оно и есть.
Он вытащил тушку из машины, положил на землю, не спуская с инспектора глаз. Тот не двинулся, не пытался приблизиться к своему револьверу, лежавшему на траве футах в десяти от них. Глаза цвета морских водорослей были тусклыми, очень холодными.
Делагерра влез обратно в “кадиллак”, отпустил тормоза, завел двигатель, задом выехал на шоссе. Инспектор по-прежнему не двигался.
“Кадиллак” рванулся вперед, понесся по спуску, скрылся из виду. Инспектор поднял револьвер, сунул в кобуру, оттащил олениху за ближайшие кусты и направился к гребню перевала.
Дежурная за столом в отеле “Кенорти” сказала:
– Этот человек звонил вам трижды, лейтенант, но номер назвать не пожелал. Дважды звонила какая-то дама. Не назвалась и номера не оставила.
Делагерра взял у нее три листка бумаги, прочитал имя – Джоуи Чилл – и время, когда он звонил. Он прихватил пару писем, отсалютовал дежурной, вошел в автоматический лифт. На четвертом этаже вышел, протопал по коридору, отпер дверь. Не включая света, прошел к большой застекленной двери, широко ее распахнул, постоял, глядя на густое темное небо, вспышки неоновых огней, на пронизывающие лучи от фонарей на бульваре Ортега, что через два квартала.
Он взял сигарету и выкурил половину, не двигаясь. Лицо его в темноте было очень мрачным, очень встревоженным. Наконец он прошел в небольшую спальню, включил настольную лампу и разделся догола. Потом встал под душ, вытерся полотенцем, надел чистое белье и направился в кухоньку приготовить коктейль. Он потягивал его, заканчивая одеваться, и выкурил еще одну сигарету. Когда пристегивал кобуру, телефон в гостиной зазвонил.