— Тебе не кажется, — снова раздался монотонный голос Гиммлера, — что частные неудачи, постигающие нас в этой войне, пагубно отразились на некоторых недостаточно устойчивых людях?
— В своем письме я писал о генералах… — начал было Данвиц, но Гиммлер не дал ему закончить.
— Германии и фюреру страшна измена тайная. Измена, ставшая известной, уже не страшна. Она может быть вырвана с корнем. Но любая измена зреет постепенно. Увидеть ее в зародыше — вот в чем долг подлинного национал-социалиста. Почувствовать возможность измены и не доложить об этом — преступление.
— Я не медлил бы ни минуты, узнав…
— Конечно, конечно, — снова прервал его Гиммлер.
«Этот Данвиц может стать полезным человеком, хотя и недалек, — отметил он про себя, мысленно прикидывая, каким образом использовать его в дальнейшем. — Может быть, перевести в штаб группы „Север“? Поручить собрать факты, до конца раскрывающие фон Лееба?.. И уж во всяком случае совершенно необходимо устроить ему вторую встречу с Крюгером…»
Гиммлер наклонился к Данвицу.
— Наш фюрер, — задумчиво произнес он, — страдает от нехватки преданных людей. Это возлагает особые обязательства на тех, кто действительно предан ему.
— Я готов в любую минуту отдать жизнь… — опять было взвился Данвиц, но тут же осекся, заметив, как исказились в брезгливой усмешке тонкие, бледные, бескровные губы Гиммлера.
— Когда чья-либо жизнь понадобится фюреру, он возьмет ее, не спрашивая о готовности, — жестко проговорил Гиммлер. — Задача преданных ему людей сложнее: неустанно разоблачать предателей, срывать маски с тех, кто пользуется доверием фюрера, а на деле недостоин этого…
Гиммлер посмотрел на часы и встал.
Немедленно поднялся и Данвиц.
— Через десять минут тебя примет фюрер, — торжественно объявил Гиммлер.
Данвицу показалось, будто его внезапно накрыла огромная теплая волна. Она мгновенно смыла мысль о странной беспредметности беседы, которую вел с ним Гиммлер. Данвиц точно захлебнулся, ничего не видя перед собой, дыхание его остановилось, что-то сильно сдавило голову.
Усилием воли он заставил себя сделать глубокий вздох. И тут же услышал:
— А я просто хотел повидать тебя. Ты же помнишь, что я знаю тебя с детства?
Лицо Гиммлера осветилось при этом непонятной улыбкой…
Данвиц вышел из этой комнаты будто оглушенный. Он с трудом передвигал свои разом отяжелевшие ноги, следуя за гестаповцем-однопогонником.
Данвиц не помнил, каким образом этот человек появился. То ли Гиммлер нажал кнопку звонка, укрепленного где-то на письменном столе, то ли подал какой-то иной знак, только за спиной Данвица возник оберштурмбанфюрер и, когда тот обернулся, сделал приглашающий жест, такой же точно, как в проходной будке.