– Вот как?! – произнес Звягинцев, не сумев скрыть удивления. И с еще большей настойчивостью продолжал спрашивать: – А образование имеете инженерное?
– Да нет, – в своей прежней манере ответил Пастухов. – Попал в саперы, так и пошло.
– А кем работали на гражданке?
– Я? – переспросил Пастухов. Неожиданно его светло-серые, казалось, бесцветные глаза чуть сощурились, и он сказал, на этот раз с несомненным вызовом: – Областным музеем заведовал.
– Музеем? – разочарованно переспросил Звягинцев. – Это каким же?
– Музеем Ленина, – коротко ответил Пастухов.
– Ин-те-ресно… – несколько смущенно проговорил Звягинцев.
– Старший политрук за Халхин-Гол медаль имеет. «За отвагу», – сказал Суровцев, и в голосе капитана послышалась обида на то, что Звягинцев недооценивал его замполита.
– Это хорошо, – произнес Звягинцев, ощущая неловкость, и спросил: – Почему не носите? Скромничаете?
– Какая тут скромность! – усмехнулся, пожимая своими широкими плечами, Пастухов. – Ленточка износилась, а новых в военторг не подвезли.
– Так-так, – сказал Звягинцев. – А я, честно говоря, как-то не подумал, что вы могли сражаться на Халхин-Голе.
– Почему же? – спокойно ответил Пастухов. – По возрасту вы, товарищ майор, меня моложе. Тем не менее участвовали в финской.
– Откуда вы знаете? – быстро спросил Звягинцев.
– А как же? Справлялся в политуправлении. Интересовался, под чьим началом будет батальон действовать. Для нас это небезразлично.
Пастухов сказал это обычным, будничным тоном, как нечто само собой разумеющееся.
– Значит, наводили справки? И что же, если бы не подошел, забраковали бы? – спросил Звягинцев уже с явной усмешкой.
– Таких прав не имеем, – все так же спокойно ответил Пастухов. – А вот за то, что прислали боевого командира, командованию благодарны.
Неожиданно он улыбнулся доброй, обезоруживающей улыбкой и сказал:
– Меня Евгением Ивановичем зовут.
– Евгений Иванович? – переспросил Звягинцев и тоже улыбнулся в ответ. – Это хорошо, – добавил он уже совсем не к месту и, чтобы скрыть свое смущение, поспешно сказал: – А меня Алексей Васильевич. Ну, будем еще раз знакомы. – И Звягинцев протянул через спинку сиденья руку, поочередно Пастухову и Суровцеву, и на душе у него стало как-то легче.
Теперь он чувствовал явное расположение к Суровцеву за то, что тот точно в срок вывел батальон на исходные позиции, в прошлом был награжден именными часами, а главное, за то, что, видимо, гордился своим замполитом и был способен не на шутку обидеться, если кто-нибудь, даже начальство, недооценит старшего политрука.
Что же касается самого Пастухова, то Звягинцева расположил к нему не столько факт участия в событиях на Дальнем Востоке, сколько несомненный прирожденный такт, умение спокойно и открыто говорить то, что в устах другого прозвучало бы обидно.