– Пусть войдет, – угрюмо сказал Звягинцев.
Он уже заранее чувствовал неприязнь к этому командиру, который ведет своих бойцов в тыл.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал Пастухов, вставая.
– Нет, погоди, – остановил его Звягинцев. – Погоди, старший политрук! Может быть, попробуешь разъяснить герою насчет предусмотрительности, у тебя это здорово получается!
Пастухов послушно сел на свое место.
Через мгновение в палатку вошел лейтенант. Вскинув руку к пилотке и тут же резко опустив ее, он застыл на пороге…
– Драпаете?! – едва взглянув на него, сказал Звягинцев. – Вот закрыть бы проход, чтобы знали: впереди – враг, позади – мины!..
Лейтенант ничего не ответил.
Оглядев его, Звягинцев с невольным удовлетворением отметил, что человек этот по своему виду резко отличается от тех отступающих бойцов и командиров, с которыми ему приходилось встречаться в первые дни.
Лейтенант был неимоверно худ, небрит, однако туго перепоясан, с автоматом в руках. На пилотке его темный след от, видимо, потерянной звездочки был жирно обведен синим химическим карандашом.
– Откуда? – угрюмо задал вопрос Звягинцев, тот самый вопрос, с которым он уже не раз в эти дни обращался к идущим с юга людям – военным и гражданским.
– Из-под Риги, – ответил лейтенант. У него был хриплый, простуженный голос.
– Из-под Риги, – усмехнулся Звягинцев и бросил мимолетный взгляд на Пастухова. – Я вас спрашиваю, когда в последний раз соприкасались с противником? Не от Риги же вы драпаете, надеюсь?
– Нет, драпаем из-под Острова, – в тон ему ответил лейтенант и посмотрел на Звягинцева зло и отчужденно.
– На меня крыситься нечего, я не немец, – сказал Звягинцев, – на врага злость надо было иметь. Чем командовали?
– Взводом, ротой, батальоном.
– За какие подвиги такое быстрое продвижение?
– Немец помог, – прежним тоном ответил лейтенант. – Ротного убили – стал ротным. Комбата убили – стал комбатом.
– Где в последний раз вели бой с врагом?
– На старой границе.
– Так почему же вы сейчас стоите здесь?! Уж если на новой границе не остановили, то хоть бы на старой! – не в силах сдержать горечь, воскликнул Звягинцев, понимая всю бесполезность этого разговора.
– Я стою сейчас перед вами, товарищ майор, потому что там не устоял. И сказать мне вам больше нечего, – ответил лейтенант.
Звягинцев пристально посмотрел на него. Лейтенант говорил резко, как человек, который сделал все, что от него зависело.
Среди отступавших Звягинцев видел разных людей. Одни громко радовались, что вышли к регулярным частям Северного фронта, кое-кто едва сдерживал слезы. Другие поспешно, сбивчиво и с явным желанием оправдаться рассказывали о численном преимуществе немцев, об их танках и самолетах…