– Не могу понять, чего вы расшумелись, папаша, – миролюбиво произнес Сергеев. – За то, что явились, спасибо от лица службы. И вообще молодец, что готовы бить врага… Но сами понимаете, что…
– Я ничего не понимаю и понимать не желаю, кроме одного, – оборвал его Валицкий, – я явился по повестке, чтобы быть зачисленным в ополчение! И со-благово-лите произвести необходимое оформление!
– Но поймите же, что невозможно! – сказал Сергеев уже сердито. – Вам же шестьдесят пять лет!
– В речи Сталина не сказано, что имеются какие-либо возрастные ограничения, – отпарировал Валицкий, довольный собой, что сумел сослаться на Сталина, – потрудитесь перечитать эту речь!
– При чем тут речь товарища Сталина? – резко сказал Сергеев и встал. – Я же толком объясняю, что принять вас в ополчение невозможно. По возрасту невозможно! В конце концов, – продолжал он уже мягче, – вы можете участвовать в обороне иным путем, скажем, дежурить по подъезду или на чердаке, следить за светомаскировкой, оказывать первую помощь пострадавшим от воздушных налетов…
– К кому мне надлежит обратиться? – прервал его Валицкий и поджал свои тонкие губы.
– То есть в каком смысле? – не понял Сергеев.
– Я спрашиваю: какое руководящее лицо занимает здесь вышестоящее положение?
Сергеев пожал плечами:
– Начальник штаба. Но, повторяю, это совершенно бесполезно! К тому же его сейчас нет на месте.
– Но кто-нибудь же на месте есть? – уже с отчаянием воскликнул Валицкий.
– Есть комиссар дивизии. Но я еще раз повторяю, уважаемый Федор Васильевич…
– Не трудитесь. Где я могу найти… э-э… комиссара?
– По коридору направо третья дверь, – буркнул Сергеев, демонстративно подвинул ближе пишущую машинку и ткнул указательным пальцем в клавишу.
– Честь имею! – бросил Валицкий. Он схватил со стола свою повестку и документы, круто повернулся и пошел к двери, стараясь идти так, как ходят военные на парадах, – откинув плечи, выпятив грудь и высоко поднимая ноги.
Валицкий узнал его сразу. Лишь взглянул на сидевшего за столом человека, на его изрезанное морщинами лицо, подстриженные ежиком короткие волосы, он понял, что отец Веры, приходивший к нему в самом начале войны и, следовательно, лишь вчера звонивший ему по телефону, и комиссар дивизии – одно и то же лицо. Он поспешно сунул в карман свои документы и, впадая в состояние, близкое к паническому, подумал: «Что же мне делать? Что делать?! Повернуться и уйти, скрыться, не сказав ни слова?» Но пока Федор Васильевич, стоя на пороге, тщетно старался принять какое-нибудь решение, Королев его опередил.