Друз медленно осел на песок подле станка, на котором его, как на жертвенном алтаре, только что не умертвили. «Предсмертная речь» отняла остатки сил.
– Твои дети все-таки запомнят этот день, – усмехнулся Никола. – Тебе надо одеться. – Малыш протянул Друзу какие-то серые тряпки. – Отведите его в седьмой домик, – приказал он петрийским наемникам. – Пусть парень немного передохнет.
– Чего ты добиваешься? – спросил Друз.
– Свободы. Только и всего. Для меня свобода – это космический корабль. Мой корабль. И я его получу. Я вот что подумал: зачем мне Лери для гарантий? Если ты – патриций Лация, то я прикроюсь тобой. Марк мне куда быстрее выплатит положенные кредиты, когда узнает, что ты гостишь у меня в «Вавилоне». Ведь он твой друг – не так ли? Патриций не может бросить друга в беде, как жалкий раб.
Старый манометр показывал, что давление почти в норме. Уровень кислорода? Тоже в норме. Почти. И все же с системой жизнеобеспечения было что-то не так. Она барахлила. И Марк не мог ее починить. Когда он запустил эту старую технику, которая не работала уже больше пятидесяти лет, то не был уверен, что система не откажет через пару часов. Однако оборудование базы продолжало исправно работать, обеспечивая вполне сносные условия во внутреннем помещении бункера. Но кто может сказать – как долго продлится их заточение? И не взбредет ли в голову Николе опасная мысль отключить систему подачи воздуха и обогрева, как прежде он отключил связь и привод открывания дверей?
Заплатить этому парню полмиллиарда, а потом настигнуть его где-нибудь на планете Элизий? Если он захочет удалиться на Элизий. Но ведь он – бывший боевой корабль Неронии, и ничто не помешает ему отправиться на эту планету. Обладая экстрасенсорными способностями и огромным богатством, Никола вполне мог рассчитывать попасть в высший круг Неронии – своей непохожестью и дерзостью он переплюнет тамошних индивидуалистов в погоне за всеми доступными радостями жизни, не стесняясь при этом прибегать к средствам сомнительным, а порой и преступным. Ему требовалось срочно возвысить так недавно обретенное собственное «я», и от предвкушения высоты, на которую он собирался взобраться, у него заранее должна была кружиться голова.
Анализируя ситуацию (разумеется, ни с кем не делясь своими догадками), Корвин признал, что попался в весьма примитивную ловушку. Однако у него были оправдания: далее в самом дурном сне, навеянном генетической памятью предков, никто не подсказал ему, что близкий друг, с которым он двенадцать лет провел на Колеснице Фаэтона, предаст его. А что без участия Люса (добровольного или нет) обман не мог состояться, в этом Марк был уже уверен.