– И очень сильное.
– Да, я знаю. Но я хочу, чтобы ты мне верила, хорошо? – Она взяла мать за руки.
– Замужество – ответственный шаг.
– Мама, мне двадцать четыре года.
– Однажды ты едва не совершила ошибку, помнишь?
Краем глаза Валери увидела, как напрягся после этих слов Хейл.
– Это было давно.
– Теперь два года считается «давно»...
– Мама, пожалуйста, поверь мне. Я знаю, чего хочу.
Анна устало вздохнула и сердито, с подозрением подняла брови.
– Похоже, у меня нет выбора. Ты всегда была упрямой.
– Вот уж точно! – прошептал Хейл.
– Мы не будем торопиться, – пообещала Валери.
– Хорошо, – откликнулась мать.
Ей хотелось еще очень многое сказать дочери, но она промолчала.
Чувствуя себя полностью виноватой, Валери все же решила не отступать:
– Я хочу попросить тебя об одном одолжении. Мы с Хейлом отправляемся в круиз... вдоль побережья, с его друзьями и коллегами. – Странное дело, мать и бровью не повела! Возможно, просто еще не пришла в себя? – Ты возьмешь к себе Шамуса на пару недель?
– Твоего любимого зверя? Так он же терпеть меня не может.
– Зато ты его обожаешь.
Анна взглянула на левую руку дочери, где издевательски посверкивал бриллиант, и тихо проговорила, морща лоб:
– Конечно, возьму. Только обещай, что, когда ты вернешься, мы с тобой поговорим. Откровенно. По душам.
– Обязательно, – пообещала Валери. А про себя подумала: разве я смогу когда-либо признаться матери, что все рассказанное ей сейчас просто-напросто ложь?
– Ну, как я справился с заданием? – спросил Хейл, когда они вернулись в машину. «Ягуар» снова присоединился к веренице мчащихся машин. Солнце садилось за океан, окрашивая небо в ярко-красные и золотистые цвета.
Валери покачала головой.
– Если ты хочешь знать, поверила ли мама нашему рассказу, то думаю, ответ один: нет. Но чтобы не мешать мне, она решила не допытываться.
– Похоже на то.
Валерии, устроилась поудобнее. С наступлением сумерек машина, казалось, стала меньше, уютнее. А черты лица Хейла на фоне темнеющего неба сделались резче: выступающий подбородок, глубокие глаза, тонкие губы придавали ему почти суровое выражение.
Девушка смотрела на Хейла, на его большие и крепкие руки, державшие руль и находившиеся от нее на опасно близком расстоянии, на туго обтянутые джинсами ноги и внезапно ощутила смутное волнение. Она нервно затеребила ремешок сумки, и наконец отодвинулась от Хейла, прислонившись к дверце, увеличив тем самым, насколько это было возможно, пространство между ним и собой. Затем с усилием оторвала взгляд от Хейла и принялась смотреть вперед в ветровое стекло.