– О, великий император, – обратился обвинитель к василису. – Не может демос принять решение. Тебе отдает право предать смерти преступника или милостью своей простить его, – и согнул спину в почтении.
Степенно поднялся Константин со своего сиденья.
– Благослови, отче, – попросил патриарха.
– Во имя Отца, Сына и Духа Святого, – Фокий размашисто перекрестил василиса и руку ему подал.
Поцеловал Константин пальцы патриарха, сам перекрестился, встал перед народом, кисть правой руки в кулак сжал, а большой палец оттопырил. Выставил кулак вперед, помедлил малость…
– Он простит его… – услышал я тихий шепот Ольги. – Он простит.
…подождал еще мгновение Константин, а затем кулак большим пальцем вниз повернул.
Взревел народ, не то радостно, не то огорченно – разве в таком гвалте разобрать что-то можно?
– Смерти преступника император предать повелевает! – перекрикивая толпу, провозгласил вельможа. – Аминь!
Подождал обвинитель, пока шум утихнет, и у Анастасия спросил:
– Если хочешь смерти легкой и быстрой, отвечай, кто в заговоре богомерзком вместе с тобой участвовал? Кто подбивал тебя на мерзкое действие? Кто вместе с тобой должен жизни лишиться?
Отпрянул народ от помоста, назад подался.
– Сейчас преступник на любого указать может, – голос у Василия дрогнул. – И тогда этого человека рядом с Анастасием поставят, – и проэдр бочком-бочком да за спиной Претича укрыться попытался.
Между тем Анастасий всю площадь осмотрел и на Феофано свой взгляд остановил. Всего несколько мгновений воин и девка смотрели друг на друга, а затем она глаза в сторону отвела.
– Нет, – сказал Анастасий. – Никто меня на покушение не подбивал. Я один все замыслил. Один все решил. Казните меня, как хотите.
Выдохнули люди с облегчением и вновь к помосту прихлынули.
– Аминь! – сказал обвинитель и в сторонку отошел.
– Вот ведь сучка драная! Безвинный за нее страдать должен! – чуть не вырвалось у меня. – Ведь это же она меня подбивала в Царь-городе бунт устроить. Она хотела Константина убить, а Анастасий ее отговаривал! Что же это на свете белом делается?
Священник над осужденным нагнулся, голову ему рушником накрыл, и о чем-то они меж собой переговорили поспешно.
– Отпускаю тебе грехи, сын мой, – громко сказал поп, на Фокия взглянул и головой помотал отрицательно.
– Патриарх распорядился перед казнью, – сказал проэдр, – исповедь у преступников принимать и грехи отпускать, чтоб представали они перед Господом, подобные младенцам безгрешным. Большой души человек наш патриарх.
– Да уж… – подал голос молчавший все это время Никифор.