На следующее утро заметил я, как отец четвертушку хлебную со стола смахнул и незаметно под подол рубахи запрятал. После этого встал, раскланялся, как обычно, за хлеб-соль Любаву поблагодарил и на двор заспешил. Я за ним. Он в садик, на местечко свое любимое пробрался, у одрины присел, землицу на сторону сгреб, а под ней досочка. Он доску приподнял, из-под нее котомку достал и в нее кусок каравая спрятал, оглянулся воровато и котомку обратно укладывать стал.
А мне стыдно сделалось. Почуял, как кровь к щекам прилила, и сердце заныло тоскливо.
– Зачем же ты так, батюшка? – вышел я из-за угла одрины.
Взвился он, точно ужаленный, на ноги вскочил, руку больную к груди прижал, а вторую перед собой выставил, во взгляде решимость и холод яростный. Понял, что это я, сник сразу, на землю опустился, котомку подхватил и мне кинул:
– Забирай!
Я котомку поймал, тяжелая она. Видимо, не один день он ее наполнял.
– Зря ты так, батюшка, – протянул я котомку обратно. – Мне это не нужно. Возьми.
Он котомку сцапал жадно, отвернулся, прижался боком к бревнам одрины и ни слова в ответ.
– Неужто я такой скупердяй, что от меня хлеб прятать надо? – сказал я как можно спокойней. – Или ты недоедаешь? Так я велю больше снеди на стол выставлять.
– Дурак ты, сынко, – наконец подал он голос.
– Почему это? – удивился я.
И тут слышу – кто-то бежит. Оглянулся, а это Мирослав.
– Боярин! – кричит. – Боярин, гонец с Горы пришел! Тебя с хозяйкой княгиня в град зовет. Дело спешное. Велела не мешкать.
– Хорошо, – сказал я мальчишке. – Сейчас я.
– Ага, – кивнул он и обратно припустил.
– Ступай, – усмехнулся отец.
– Так почему ты меня дураком обозвал? – спросил я его.
– Да потому, – ответил он и в глаза мне зло посмотрел. – Потому что ты княжество на боярство варяжское променял. Иди, – махнул он рукой, – не то владыки заругаются, – и опять отвернулся.
– Ладно, – сказал я. – Потом поговорим, – развернулся и, точно оплеванный, прочь побрел.
На пороге княжеского терема нас Малушка ждала.
– Обождите, – она нам сказала. – У княгини сейчас лекари фряжские. Она вас чуть позже позовет.
– Неужто занедужила? – спросила Любава.
– Не ей лекари понадобились, – сказала Малуша и ко мне обратилась: – Как там батюшка?
– Хорошо все с ним, – соврал я.
– Я нынче к вечеру загляну обязательно, пирогов вкусных занесу и кваса.
– Да что у нас, своего кваса не найдется?! – вспылил я. – Или мы оголодали совсем?!
– Что с тобой, Добрынюшка? – Малуша на меня взглянула испуганно.
– Ты на него не обижайся, – вступилась Любава. – Он когда не выспится, так словно с цепи срывается. Я уж привыкла, – примирительно добавила она.