Вот и теперь…
Высокий потолок терялся в вышине, каменные стены и холодный пол, от которого так мерзли босые ноги, все это было знакомо шаду, и потому он почти не удивился, когда вдруг очутился в странном коридоре.
Сквозь узкие бойницы под потолком едва пробивался лунный свет. Холодным мороком он заливал серые камни стен, искрами рассыпался по замысловатой мозаике пола и манил… манил вперед. Шад не мог противиться силе этого света. Он сделал шаг, затем второй, потом остановился и прислушался.
Каждый раз он пытался в этой гнетущей, вязкой, словно болотная трясина, тишине расслышать хоть какой-нибудь звук, хотя бы отголосок звука… любого, самого тихого, самого неприметного. Комариный писк показался бы ему прекрасной музыкой, но в этом кошмарном наваждении не было ни комаров, ни звуков. Не было ничего. Совсем ничего. Лишь стук собственного сердца, лишь шорох босых ног по холодному полу, лишь тяжелое дыхание шада тревожили могильное безмолвие.
Ему очень хотелось кричать, но он знал, что от криков станет только хуже. Однажды он отважился на это и чуть не умер, если, конечно, во сне можно умереть, когда его крик тысячеголосым эхом обрушился на него, придавил к полу, заставил сжаться в комок…
Нет, кричать он не станет. Лучше пойдет дальше. Ведь если шад хочет, чтобы кошмар быстрее закончился, он должен прожить его до конца.
Восемнадцать шагов. Всегда восемнадцать шагов.
Шад давно просчитал длину коридора, пытаясь понять, что это означает, но так и не понял. Наверное, его толкователь снов смог бы разгадать эту загадку, но своим кошмаром шад не хотел делиться даже с ним. Этот сон давно стал частью жизни шада. Самой тайной, самой страшной частью, а пускать в свою жизнь посторонних он не желал. Потому об этом кошмаре не знал никто. Кроме Бога, конечно, но тот молчал. Он всегда молчит, когда так необходима Его помощь.
Восемнадцать шагов и – дверь.
Эта низкая резная дверь в каменной стене всегда была самым тяжелым испытанием для шада. Он знал, что ждет его там, за дверью, но каждый раз долго не решался отворить резные створки. Вот и теперь он стоял, собираясь с духом, в надежде, что кошмар закончится сам собой. Улетучится. Растворится в рассветном мареве. Исчезнет, как исчезают другие сны. И… шад проснется в своей теплой постели. Накричит на толкователя снов. Прогонит прочь наложницу, согревавшую его иззябшую душу и ласкавшую весь прошлый вечер его тело. Потом подойдет к окну, распахнет золоченые створки, вдохнет влажный прохладный воздух, и ему станет хорошо. И спокойно. Будто и не было этого кошмара, который так надоел шаду за все эти долгие годы…