Но главным предметом в этой странной комнате была сама кровать. Она была воистину огромна, на нее можно было, и не только в символическом смысле, уложить всю большую семью Пенхоллоу. Но в действительности Пенхоллоу приобрел ее почти случайно несколько лет назад на распродаже старой мебели. Почтенного возраста балдахин, свисающий над кроватью с тоненьких жердочек, весь был изукрашен гирляндами каких-то неестественных розочек и летящими амурчиками с луками, которые, правда, здорово выцвели от времени. Кровать была очень высокой, а по ширине на ней без всякого стеснения уместилось бы и четыре человека.
Посреди этой монументальной кровати возлежал, словно пузатая статуя с далеко выступающим орлиным носом, сам Пенхоллоу, а глаза его, как и в молодые годы, грозно блестели из-под кустистых, все еще смоляно-черных бровей. Но вот на голове волосы у него давно уже были с сильной проседью, вдобавок он начал лысеть. Вокруг него на постели валялось множество книг, журналов, сигарных коробок, спичек, распечатанных и нераспечатанных писем и несколько вазочек с фруктами. В ногах у него лежала престарелая сука породы коккер-спаниель, весьма дурно пахнущая и такая же тучная, как ее хозяин. Собака привыкла машинально рычать, как только кто-нибудь входил к хозяину, и Фейт вовсе не была исключением из этого собачьего правила.
– Ты моя верная, хорошая сучка! – похвалил Пенхоллоу злобно урчащую собаку.
Фейт закрыла за собой дверь и уселась в кресло. Сейчас она почувствовала, как невыносимо жарко здесь. Пенхоллоу привык топить камин не переставая, и не давал даже выгрести из него золу. Только в те несколько летних недель, когда в Тревелине стояла жара, слуги нехотя выгребали горы золы из этого камина. От такой бешеной работы камина все в комнате было под толстым слоем пыльной копоти, что делало ее уборку воистину подвигом Геракла, но это соображение ничуть не смущало Пенхоллоу. Ему и в голову не пришло бы ограничивать себя в чем-то из-за общепринятых гигиенических соображений. Он был здесь Хозяин – и этим все сказано.
– Доброе утро, Адам, – Фейт старалась угадать настроение мужа по его лицу. – Я очень расстроена, что у тебя была тяжелая ночь. Я тоже почти не спала...
Только теперь она поняла по зловеще завернутым уголкам его полных губ, что он в дурном расположении духа. Сердце ее бешено заколотилось, да так, что ребрам стало больно...
– Ага, почти не спала, говоришь? – заметил он насмешливо. – А что же тебя так растревожило? Уж не станешь ли ты говорить, что беспокоилась за меня? Ну, смелей, ты же любящая жена, не правда ли?