Сказано это было негромко, но слова Пруденс прогремели в голове Дианы словно артиллерийский залп. Она окаменела, она не могла поверить, что Пруденс так откровенно выставляет ее за порог.
– Мама, мы могли бы... – начала Диана, с трудом выговаривая слова негнущимся языком, но Пруденс не дала ей договорить.
– Нет никакой необходимости по-прежнему называть меня матерью, – отчеканила она.
Диану поразило злорадство, прозвучавшее в тоне Пруденс. Столько лет Диана жила в ожидании материнской любви и ласки. Сейчас, гляда в ледяные глаза Пруденс, она поняла, что эта женщина никогда не сможет полюбить ее и никогда не назовет своей дочерью.
– Хорошо, – сказала Диана.
– У меня, однако, есть к тебе одна просьба.
– Какая?
– Не могла бы ты не разглашать причину, по которой мы расстались? С меня уже хватит скандалов, связанных с твоим отцом.
Впервые в голосе Пруденс послышалось волнение, хотя она продолжала говорить ровным тоном, с высоко поднятой головой. Глаза ее по-прежнему были холодными, просто ледяными.
Диана молча кивнула. Потом она поднялась на второй этаж, где ей суждено было провести последнюю ночь под «отчим кровом»;
Время тянулось мучительно медленно. Диана проворочалась на постели почти до самого утра, пока, наконец, сон не сморил ее. Заснула она с грустной мыслью о том, что за свою недолгую жизнь оказалась брошенной сразу двумя матерями.
На следующее утро Диана перебралась в маленькую гостиницу на углу Линкольн-Инн и Друри-Лейн. В суете переезда она не переставала думать о своем отце. Бедный! Сколько лет он прожил с таким камнем на душе! Интересно, вспоминал ли он о Шейле каждый раз, когда видел перед собой лицо Дианы? Если да, то просто удивительно, что его сердце не разорвалось от горя. И все эти годы он скрывал свою боль ото всех. Ото всех, даже от Дианы, которую так сильно любил, которая была для него одновременно дочерью и утраченной навеки Шейлой. Сама Диана чувствовала после разговора с Шейлой какую-то странную, новую близость с покойным отцом. Даже при жизни он не был ей так близок. И как же она теперь понимала его! О, Диана хорошо знала, что это значит: быть отвергнутым и покинутым тем, кого любишь, в кого веришь всем сердцем. Ах, если бы она узнала обо всем, пока отец был еще жив! Быть может, она сумела бы помочь ему – так же, как он сам помог ей после того, как Джек...
Впрочем, нет. Она ничего не смогла бы изменить в прошлом – ни своем собственном, ни прошлом отца. Так что единственный для нее способ проявить уважение к его памяти – это исполнить его предсмертную волю. Найти сокровища Клеопатры, вернув тем самым отцовскому имени чистоту и достоинство.