Мать возмущалась:
– Уму непостижимо, ну сделайте хоть что-нибудь, наконец!
Один из двух полицейских, тот, что помоложе, смотрел на ребенка. Ребенок, маленькая девочка, смотрела остекленевшими от ужаса глазами себе под ноги: там лежал человек, мертвый. Как бы ни просила мамаша, делать уже было нечего.
– В наши дни и в самом деле убивают на каждом шагу!
Мамаша начала всех парить уже с раннего утра.
– Во всяком случае, здесь не место для убийства!
Хоть и был новичком, тот, что помоложе, на трупы он уже насмотрелся. Однако послушать ему было что: его всего три недели назад перевели в Пасси.
– Это немыслимо, – кудахтала мамаша, – бежим себе спокойно, никого не трогаем, и на? тебе – девятилетний ребенок спотыкается о троп!
(Мамаша все округляла, даже трупы.)
– Это ненормально!
Мать была очень даже ничего, и девчушка, несмотря на ужас в глазах, очаровательна. Обе – в одинаковых костюмах, яркие, фосфоресцирующие повязки на лбу. Ну, просто светлячки. Или, скорее, шаровые молнии, принимая во внимание обстоятельства. Нет, он вовсе не был циником, тот, что помоложе, он находил женщину привлекательной, вот и все. Лес вокруг дышал утренней росой.
– Здесь живет уже третье поколение нашей семьи, я с детства сюда хожу, никогда не видела ничего подобного!
«А я вот всего три года на службе, – думал тот, что помоложе, – и уже пятьдесят четыре раза сталкивался с этим самым, „подобным”».
Деревья не перестали расти, а трава зеленеть, и старший все так же первым делом осматривал карманы убитого. Бумажник, кредитки, документы.
О черт!
Он вскочил как ошпаренный, с удостоверением личности в руках.
О черт!
Как будто все неприятности, которых он так старательно пытался избегать за всю свою долгую службу рядового полицейского, свалились ему на голову в этом замечательном лесочке.
– Что, что еще случилось? – встревожилась мамаша.
Старший посмотрел на нее, будто не замечая, или словно видел ее в первый раз, или, наконец, как если бы собирался спросить у нее совета, или, это уж совсем последнее, точно только что проснулся. Потом сказал:
– Не двигаться, ничего не трогать. Я должен предупредить Большой дом.
Так он называл главное управление на набережной Орфевр. Он был очень опытный полицейский, старый служака, ждал отставки, как лошадь – конюшни. Он бы с великим удовольствием обошелся без этого «тропа». Тяжелым шагом он направился к полицейскому фургону.