На входе в зал молодой человек одним движением брови убрал с дороги поспешившего им навстречу метрдотеля, и тот послушно растворился в блеске серебра и хрусталя, ослепительной белизне крахмальных скатертей и теплом матовом сиянии красного дерева. Обставленный со строгой роскошью зал с его золоченой лепниной, вощеным паркетом, уникальными росписями стен и потолка, с которого свешивались тяжелые, оправленные в тусклую бронзу водопады хрусталя, проплыл мимо Светланы Петровны, как во сне. Она впервые была в этом ресторане, но сейчас ей было не до красот интерьера – ее ждал Георгий. После стольких пустых, холодных лет, понапрасну растраченных в малогабаритной однокомнатной келье, он снова ждал ее – ее! И что с того, что время упущено, молодость ушла без возврата, а любовь стараниями режиссеров телевизионных сериалов превратилась в безвкусный суррогат, в жвачку, которой тебя насильно кормят каждый божий вечер? Сейчас, когда Георгий снова, как когда-то, назначил встречу, Светлана Петровна вдруг обнаружила, что угли старого костра еще теплятся под толстым слоем холодного серого пепла, – обнаружила без удивления, приняв это как должное, словно так и должно было быть.
Сопровождающий подвел ее к тяжелой бархатной портьере, что закрывала вход в отдельный кабинет. По обе стороны стояли еще двое таких же, как он, молодых, плечистых, похожих на ожившие манекены, и один из этих двоих отодвинул портьеру, а другой так и остался стоять, сложив на животе мощные руки и глядя прямо перед собой пустым, ничего не выражающим взглядом.
Светлана Петровна вошла, и тяжелая ткань беззвучно упала у нее за спиной, отгораживая от внешнего мира. Георгий поднялся навстречу из-за накрытого стола – постаревший, толстый, с нелепой артистической прической и молодыми, теплыми, такими памятными ей глазами. Молча поцеловав гостье руку, он извлек откуда-то роскошный букет ее любимых гладиолусов. На столе словно по щучьему велению возникла хрустальная ваза редкой красоты, и кто-то черно-белый, как пингвин, тихо взял у нее цветы, поставил в вазу и так же тихо исчез за портьерой, повинуясь нетерпеливому жесту Георгия.
Он отодвинул для нее стул, усадил ее и сам уселся напротив. Улыбка у него тоже не изменилась, осталась такой же светлой и открытой, хотя сейчас в ней сквозила, легкая грусть.
– Здравствуй, – сказал он. – Сколько лет, сколько зим! Честное слово, глазам своим не верю. Ты совсем не изменилась! Все такая же красавица. Если бы ты знала, как я рад тебя видеть! Я так скучал, ты просто не поверишь.
Это были не совсем те слова, которых ждала Светлана Петровна, совсем не те. Но не надо судить его строго: он почти наверняка был смущен не меньше, а может быть, и больше, чем она сама.