Он отдал телефон охраннику, повернулся лицом к подъезду и стал ждать, заранее широко улыбаясь и перебирая в уме шутливые упреки. Прошла минута, за ней другая. На исходе третьей минуты ожидания улыбка Георгия Луарсабовича стала не такой широкой, еще через минуту она исчезла совсем, а еще две минуты спустя Гургенидзе наконец осознал, что никого не дождется.
Войдя в полутемную тесноватую прихожую, Федор Филиппович остановился и принюхался. В воздухе ощущался кислый запах пороховой гари, какой бывает в закрытом тире во время зачетных стрельб. Из комнаты доносилась негромкая камерная музыка: музыкальный центр, установленный на модерновой стеклянной подставке напротив двери, подмигивал Федору Филипповичу своими разноцветными огоньками сквозь странный синеватый туман, которым был равномерно заполнен весь объем квартиры.
Держа в руке портфель, генерал с некоторой опаской вступил в комнату и огляделся. Увиденное заставило его укоризненно покачать головой и поморщиться: в самом деле, это было уже чересчур.
Журнальный столик был придвинут к стоявшему в углу креслу. На нем в окружении разорванных картонных коробок и рассыпанных патронов лежал девятимиллиметровый "глок" с глушителем. Рядом – открытая пачка сигарет и зажигалка, а около пепельницы торчком стояла пистолетная обойма. В пепельнице было полным-полно смятых окурков, а на полу поблескивали россыпи стреляных гильз – такие густые, как будто здесь велась оживленная перестрелка с применением скорострельного автоматического оружия.
Федор Филиппович повернул голову налево и увидел мишень. Сиверов приволок откуда-то здоровенную дубовую плаху – примерно полметра на метр и сантиметров десять в толщину – и установил ее в противоположном от кресла углу комнаты. Смотреть было страшно – на ней буквально не осталось живого места. Пулевые отверстия образовывали на поверхности мишени незатейливые картинки, а в самом центре, обведенный круглой рамочкой, красовался жирный вопросительный знак. Федору Филипповичу немедленно вспомнился Шерлок Холмс, который от безделья выводил револьверными пулями на потолочной балке вензель ее королевского величества. Разумеется, Холмсу с его револьвером было далеко до вооруженного семнадцатизарядным автоматическим "глоком" Сиверова; разглядывая многострадальный кусок древесины, Федор Филиппович тихо порадовался тому, что Глебу не пришло в голову вооружиться автоматом.
– Я хотел написать картину, – сказал, входя в комнату, Слепой, – но обнаружил, что у меня нет художественных способностей.
– Зато патронов у тебя навалом, – проворчал Федор Филиппович, подходя к окну и со стуком открывая форточку. Пороховой туман заколыхался и потянулся вон. – Тебе что, делать нечего? Не знаешь, как убить свободное время?