Я думала, что справлюсь с Ричардом, с Уинифред. Буду жить мышкой в тигрином логове, красться по стенкам, помалкивать, не поднимать глаз. Нет, я слишком много на себя брала. Не видела опасности. Я даже не знала, что они тигры. Хуже того: я не знала, что сама могу стать тигрицей. И Лора тоже – в определенных обстоятельствах. Каждый может, если уж на то пошло.
– Подумай о хорошем, – сказала я как можно мягче. Похлопала её по спине. – Сейчас принесу теплого молока, а потом ты хорошенько выспишься. Завтра будет лучше.
Но она все плакала и плакала, и ничто не могло её утешить.
Ксанаду
Прошлой ночью мне приснилось, что на мне костюм с маскарада «Ксанаду». Я изображала Абиссинскую деву – девицу с цимбалами. Зеленый такой, атласный костюм: короткое, выше талии болеро с золотыми блестками, открывающее ложбинку меж грудей; зеленые атласные трусики и прозрачные шаровары. Куча фальшивых золотых монет – ожерелья на шее и на лбу. Небольшой изящный тюрбан с брошкой в виде полумесяца. Короткая вуаль. Представление какого-то безвкусного циркового модельера о Востоке.
Казалось, я просто бесподобна, но потом я опустила взгляд и увидела отвисший живот, распухшие костяшки с набрякшими венами, высохшие руки – я была не той молодой женщиной, а такой, как сейчас.
И не на балу. Я была одна – во всяком случае, я сначала так подумала – в развалинах оранжереи в Авалоне. Тут и там валялись цветочные горшки – пустые или с сухой землей и мертвыми растениями. Каменный сфинкс лежал на боку, разрисованный фломастером – имена, инициалы, непристойные рисунки. В стеклянной крыше зияла дыра. Пахло кошками.
Дом позади стоял темный, пустой, всеми покинутый. Меня бросили тут в этом нелепом маскарадном костюме. Была ночь; месяц – с ноготок. В его свете я увидела, что одно растение не погибло: блестящий куст с одиноким белым цветком. Лора, сказала я. И услышала из темноты мужской смех.
Не такой уж кошмарный кошмар, скажете вы. Попробуйте сами. Я проснулась опустошенной.
Зачем сознание проделывает такие штуки? Набрасывается, запускает когти, рвет. Говорят, если очень проголодаться, начинаешь поедать собственное сердце. Может, это из той же области.
Чепуха. Все дело в химии. Нужно действовать, бороться с такими снами. Должны же быть лекарства.
Сегодня опять снег. При одном взгляде из окна у меня ноют суставы. Я пишу за кухонным столом – медленно, словно гравирую. Ручка тяжела, ею трудно царапать – будто гвоздем по цементу.
Осень 1935 года. Жара отошла, надвигался холод. Иней на палой листве, потом на той, что не упала. Потом на окнах. Я тогда всему этому радовалась. Мне нравилось вдыхать. Легкие целиком принадлежали мне.