Мы пробыли в Авалоне дольше, чем я предполагала, и уж конечно дольше, чем мне хотелось: меня словно заточили в клетку, заперли на замок, запретили двигаться.
За день до предполагаемого отъезда, когда я спустилась к завтраку, за столом сидела одна Уинифред. Она ела яйцо.
– Ты пропустила спуск на воду, – сказала она.
– Какой ещё спуск?
Она махнула рукой в окно: с одной стороны Лувето, с другой Жог. Я с удивлением увидела на борту отплывающей яхты Лору. Она сидела на носу, точно носовое украшение. К нам спиной. Ричард стоял у штурвала. В кошмарной шляпе яхтсмена.
– Хорошо хоть не затонули, – проговорила Уинифред не без иронии.
– А ты не поплыла?
– Вообще-то нет. – Голос её прозвучал странно – я решила, она ревнует: во всех Ричардовых начинаниях она привыкла играть первую скрипку.
Мне стало легче: может, Лора смягчилась и прекратила боевые действия. Может, увидит в Ричарде человека, а не мокрицу из-под валуна. Это существенно упростит мне жизнь. И атмосферу улучшит.
Но нет. Напряжение только возросло, хотя роли поменялись: теперь уже Ричард покидал комнату, едва Лора входила. Будто он её боится.
– Что ты сказала Ричарду? – спросила я её как-то вечером уже в Торонто.
– Ты о чем?
– Ну, когда вы с ним плыли на «Наяде»?
– Ничего я ему не говорила, – ответила она. – С чего бы?
– Не знаю.
– Я ему никогда ничего не говорю, – сказала Лора, – потому что мне нечего сказать.
Каштан
Я прочитала написанное и вижу, что все не так. Я ничего не искажала – просто кое-что скрыла. Но скрытое остается пробелами.
Ты, конечно, хочешь знать правду. Чтобы я сложила два и два. Но два плюс два не всегда равно правде. Два плюс два равняется голосу за окном. Два плюс два равняется ветру. Живая птица – не кучка пронумерованных косточек.
Прошлой ночью я внезапно проснулась, сердце отчаянно колотилось. За окном что-то звякнуло. Кто-то бросал в стекло камешки. Я выбралась из постели, ощупью добралась до окна, подняла раму и выглянула. Я была без очков, но хорошо видела. Почти полная луна, вся в прожилках и старых шрамах, а ниже разливался нежно-оранжевый свет уличных фонарей, что отражались в небе. Прямо подо мной – тротуар, покрытый пятнами теней; его загораживал каштан в саду перед домом.
Я понимала: каштана здесь быть не может, он растет в другом месте, в сотнях миль отсюда, возле дома, где я когда-то жила с Ричардом. И все же вот он, надежной, прочной сетью раскинул ветви, слабо поблескивают белые мотыльки цветов.
Снова что-то звякнуло. Внизу проступил склоненный силуэт: человек рылся в мусорных баках, искал бутылки в отчаянной надежде что-нибудь из них вытрясти. Уличный пьяница, мучимый пустотой и жаждой. Он двигался осторожно и воровато, будто не искал, а шпионил, перетряхивал мой мусор в поисках улик против меня.