– Может, отложим на потом? – глухо попросил Ричард.
– Да, это больно, – с фальшивым сомнением произнесла Уинифред. И разумеется, я настояла, чтобы мне сию минуту рассказали.
– Бедняжка уверяет, что беременна, – сказала Уинифред. – Как и ты.
Я перестала плакать.
– И? Она беременна?
– Конечно, нет, – ответила Уинифред. – Откуда бы?
– А кто отец? – Я не могла вообразить, что Лора выдумала это все на пустом месте. – Я хочу сказать, кого она им считает?
– Она не говорит, – сказал Ричард.
– Понятное дело, она в истерике, – продолжала Уинифред, – и в голове у неё все смешалось. Похоже, она думает, что ребенок, которого ты носишь, – на самом деле, её ребенок; каким образом, она объяснить не смогла. Она явно бредила.
Ричард покачал головой.
– Весьма печально, – пробормотал он тихим серьёзным голосом гробовщика; приглушенным, будто шаги по толстому бордовому ковру.
– Специалист – психиатр – говорит, что Лора патологически тебя ревнует, – сказала Уинифред. – Ревнует ко всему; хочет жить твоей жизнью, хочет быть тобой, – и болезнь вылилась вот в такое. Он считает, тебя надо оберегать. – Она отпила из бокала. – А что, ты сама ничего не подозревала?
Видишь, какая она была умница.
Эйми родилась в начале апреля. Тогда во время родов применяли эфир, и я была без сознания. Вдохнула, отключилась, пришла в себя слабой и с плоским животом. Ребенка со мной не было. Его унесли в детскую палату, к другим детям. Девочка.
– С ней все в порядке? – спросила я. Я очень беспокоилась.
– Десять пальчиков на руках, десять – на ногах, – весело ответила медсестра. – И ничего лишнего.
Девочку принесли позже, завернутую в розовое одеяло. Я мысленно уже назвала её Эйми – то есть та, кого любят, искренне надеясь, что она будет кем-нибудь любима. Я сомневалась, смогу ли сама её любить – во всяком случае, так сильно, как ей надо. Слишком уж я разбрасывалась: мне казалось, от меня мало что осталось.
Эйми походила на всех новорожденных: расплющенное личико, будто на большой скорости врезалась в стенку. Длинные темные волосы. Она недоверчиво на меня щурилась почти закрытыми глазками. Рождение – такой удар, думала я. Какой неприятный сюрприз – первое столкновение с грубым миром! Я жалела это крошечное создание. Я поклялась сделать для неё все, что смогу.
Пока мы изучали друг друга, явились Уинифред и Ричард. Поначалу медсестра приняла их за моих родителей.
– Нет, это гордый папа, – сказала Уинифред, и все рассмеялись. Они тащили цветы и нарядное приданое для новорожденной, сплошная ажурная вязка и белые атласные бантики.