Она подходит, обнимает за талию. А я нашла рассказ.
Какой рассказ?
Люди-ящеры с Ксенора. Я его повсюду искала, ты бы видел, как я обшаривала киоски, – продавцы, небось, думали, я помешалась. Все искала и искала.
А, этот, говорит он. Ты читала эту дрянь? Я и забыл.
Она не покажет смятения. Нужды чересчур не покажет. Не скажет, что книжка доказывала его существование; абсурдное, но все же свидетельство.
Конечно, читала. Я все продолжения ждала.
Я не написал. Я был занят: в меня отовсюду стреляли. Отряд угодил в самое пекло. Я бежал от хороших ребят. Все перепуталось.
Его руки запоздало обнимают её. От него пахнет солодом. Он кладет голову ей на плечо, небритая щека приникла к её шее. Он с ней – и в безопасности, хоть на мгновение.
Господи, мне надо выпить, говорит он.
Не засыпай. Не засыпай пока. Давай ляжем.
Он спит три часа. Солнце сместилось, свет потускнел. Она знает, что ей пора уходить, но не в силах – и не в силах его разбудить. Что она скажет дома? Она выдумывает упавшую с лестницы пожилую даму, надо было спасать старушку; выдумывает такси, поездку в больницу. Не бросать же бедняжку. На тротуаре, одну-одинешеньку. Она понимает, что следовало позвонить, но телефона под рукой не оказалось, а старушка так мучилась. Она готовится выслушать лекцию насчет не совать нос в чужие дела; они покачают головой – ну что с неё взять? И когда она перестанет делать глупости?
Внизу часы отщелкивают минуты. В коридоре голоса, торопливый стремительный ритм шагов. Бизнес входа и выхода.
Она лежит подле него, прислушиваясь к его дыханию, гадая, что ему снится. А ещё – что ему рассказать? Все, что случилось? Если он попросит уйти к нему, придется рассказать. Если нет, может, лучше не говорить. Во всяком случае, пока.
Проснувшись, он хочет ещё выпить и покурить.
Лучше не надо, говорит она. Курить в постели. Устроим пожар. И сами сгорим.
Он молчит.
Как там было? – спрашивает она. Я читала газеты, но это другое.
Да, соглашается он. Другое.
Я так боялась, что тебя убьют.
Меня чуть не убили, говорит он. Там кромешный ад, но, смешно сказать, я привык, а теперь не могу привыкнуть к этой жизни. А ты поправилась.
Ой, слишком толстая?
Совсем нет. Тебе идет. Есть что обнять.
Совсем стемнело. С улицы, где бар опустошается на тротуары, доносится нестройное пение, крики, смех, потом – звон разбитого стекла. Кто-то кокнул бутылку. Слышен женский визг.
Празднуют.
Что празднуют?
Войну.
Войны нет. Она закончилась.
Они празднуют следующую. Она на пороге. Те, кто это отрицает, – чокнутые, витают в облаках, а на земле её уже чуешь. Расстреляли в ноль Испанию, потренировались, теперь начнется заваруха посерьёзнее. Как гром в воздухе – их это будоражит. Потому и бьют бутылки. Хотят рвануть на старте.