Послышался визгливый голос сестры Доминики. Девочка вздохнула, зная с точностью до секунды, сколько времени потребуется монахине, чтобы устремиться вниз по лестнице и грубо разрушить непередаваемую красоту утра.
За все проведенные в монастыре годы Дейзи ни разу не плакала, но при звуке захлопнувшейся двери сейчас у нее перехватило дыхание. Рассерженная монахиня шагнула к девочке:
– Дейзи Форд, немедленно вернись в дортуар! Я доложу о твоем поведении преподобной матушке-настоятельнице!
В жизни не встречала такого непослушного и упрямого ребенка!
Костлявая рука стиснула плечо Дейзи и с силой подтолкнула девочку к входу. Дейзи подняла голову, чтобы в последний бесценный миг взглянуть на ласточек, но дверь снова закрылась, отсекая ее от неба, солнца и птиц. Там – свобода, счастье и свет, а она – пленница, заключенная, узница.
Охваченная мучительной тоской, девочка последовала за сестрой Доминикой по бесконечным выбеленным коридорам в часовню.
– Джесси Салливан собираются удочерить!
Волшебные слова взволнованно облетели спальню, где девочки со сноровкой бывалых солдат застилали постели.
Дейзи молча уставилась на них. Прошло довольно много времени с тех пор, как кто-то из дортуара покидал монастырь с маленьким фибровым чемоданчиком, содержавшим, по мнению сестер, самое необходимое для новой жизни – обязательный комплект нижнего белья из грубой ткани. Им с Джесси исполнилось по одиннадцать лет. Приемные родители предпочитают детей помладше. Со временем всех девочек, деливших с ней спальню, вызывали к преподобной матушке. Оттуда они возвращались счастливые, возбужденные и вскоре исчезали навсегда. Остались лишь она и Джесси. Все остальные девочки, осиротевшие в девять-десять лет, прибыли сюда сравнительно недавно. Они горько плакали по ночам, когда выключали свет и надвигались тьма и одиночество.
– Вот еще! Да меня бы сто лет назад удочерили, – объявила Джесси, обводя пренебрежительным взглядом собравшихся у ее кровати воспитанниц. – Только мой дядя был жив и не хотел давать разрешения. Теперь-то он уже умер, – добавила она с нескрываемым самодовольством.
Дейзи, слегка хмурясь, завернула простыню на десять дюймов над краем одеяла, как предписывалось правилами.
– Вы тоже скоро уйдете, – весело утешила Джесси. – Рано или поздно всех удочерят!
– Кроме меня, – заметила Дейзи, подворачивая край одеяла с аккуратностью сиделки у постели больного.
Джесси плюхнулась на постель, болтая ногами; ее глаза злорадно блеснули.
– Ну конечно, нет! Только сироты могут стать приемышами!
Дейзи, забыв обо всем, выпрямилась.