Среди офицеров юнкерского батальона 2-й Житомирской школы прапорщиков, несших в этот день караульную службу, был израненный в боях штабс-капитан Бетлинг, служивший до войны в 17-м пехотном Архангелогородском полку, которым я командовал. Бетлинг попросил начальство школы заменить своей полуротой команду, назначенную для сопровождения арестованных на вокзал. Мы все оделись и вышли в коридор. Ждали. Час, два…
Митинг продолжался. Многочисленные ораторы призывали к немедленному самосуду… Истерически кричал солдат, раненный поручиком Клецандо, и требовал его головы… С крыльца гауптвахты уговаривали толпу помощники комиссара Костипын и Григорьев. Говорил и милый Бетлинг - несколько раз, горячо и страстно. О чем он говорил, нам не было слышно.
Наконец, бледные и взволнованные Бетлинг и Костипын пришли ко мне.
– Как прикажете? Толпа дала слово не трогать никого, только потребовала, чтобы до вокзала вас вели пешком. Но ручаться ни за что нельзя.
Я ответил: «Пойдем».
Снял шапку, перекрестился: «Господи, благослови!»
В неопубликованной рукописи Ксении Васильевны Деникиной имеется следующая запись:
«Антон Иванович был убежден, что их никуда не повезут, а растерзают по дороге. И в застывшей душе было только одно желание, чтобы добили скорей, не мучая, не издеваясь долго. И знал, что сил хватит не дрогнуть перед смертью».
«Толпа неистовствовала, - продолжал свой рассказ генерал. - Мы, семь человек, окруженные кучкой юнкеров, во главе с Бетлингом, шедшим рядом со мной с обнаженной шашкой в руке, вошли в тесный коридор среди живого человеческого моря, сдавившего нас со всех сторон. Впереди - Костицин и делегаты (12-15), выбранные от гарнизона для конвоирования. Надвигалась ночь. И в ее жуткой тьме, прорезываемой иногда лучами прожектора с броневика, двигалась обезумевшая толпа. Она росла и катилась, как горящая лавина. Воздух наполняли оглушительный рев, истерические крики и смрадные ругательства… Временами их покрывал громкий, тревожный голос Бетлинга:
– Товарищи, слово дали!… Товарищи, слово дали!… Юнкера, славные юноши, сдавленные со всех сторон, своею грудью отстраняют напирающую толпу, сбивающую их жидкую цепь. Проходя по лужам, оставшимся от вчерашнего дождя, солдаты набирали полные горсти грязи и ею забрасывали нас. Лицо, глаза, заволокло зловонной липкой жижицей. Посыпались булыжники. Бедному калеке генералу Орлову разбили сильно лицо, получили удар Эрдели и я - в спину и голову.
По пути обменивались односложными замечаниями. Обращаясь к Маркову:
– Что, милый профессор, конец?!