Антон Иванович оставил интересную характеристику Корнилова, которая до некоторой степени дает ключ к пониманию того, что произошло:
«Корнилов был солдат и полководец. Этим званием своим он гордился и ставил его всегда на первый план. Мы не можем читать в душах. Но делом и словом, подчас откровенным, не предназначавшимся для чуждого слуха, он в достаточной степени определил свои взгляды на предстоящую ему роль: не претендуя на политическую непогрешимость, он смотрел на себя как на могучий таран, который должен был пробить брешь в заколдованном круге сил, облепивших власть, обезличивших и обескровивших ее. Он должен был очистить эту власть от элементов негосударственных и ненациональных… провести эту власть до изъявления подлинной народной воли.
Но слишком, быть может, терпимый, доверчивый и плохо разбиравшийся в людях, он не заметил, как уже с самого зарождения его идеи ее также облепили со всех сторон элементы мало государственные, а иногда просто беспринципные. В этом был глубокий трагизм деятельности Корнилова.
Политический облик Корнилова остался для многих неясным. Вокруг этого вопроса плетутся легенды, черпающие свое обоснование в характере того окружения, которое не раз творило его именем свою волю.
…Верно одно: Корнилов не был ни социалистом, ни реакционером. Но напрасно было бы в пределах этих широких рамок искать какой-либо партийный штамп. Подобно преобладающей массе офицерства и командного состава, он был далек и чужд всякого партийного догматизма; по взглядам и убеждениям примыкал к широким слоям либеральной демократии.
…Никогда, ни до выступления, ни во время его, ни официально, ни в порядке частной информации, Корнилов не ставил определенной политической программы. Он ее не имел… Несколько неожиданно отсутствие яркой политической физиономии у вождя, который должен был взять временно в свои руки руль русского государственного корабля. Но при создавшемся к осени 1917 года распаде русской общественности и разброде политических течений казалось, что только такого рода нейтральная сила при наличии некоторых благоприятных условий могла иметь шансы на успех в огромном численно, но рыхлом интеллектуально сочетании народных слоев, стоявших вне рамок «революционной демократии».
Так говорил самый близкий в духовном отношении сподвижник генерала Корнилова.
Искать у Деникина резкого осуждения личности Корнилова было бы напрасным занятием. Доверив Корнилову раз и навсегда свою судьбу, Антон Иванович до конца жизни говорил, писал и думал о нем с чувством глубокой любви и преданности. Не в характере Деникина было действовать по-иному. Но просчетов корниловского движения Антон Иванович не отрицал и не скрывал, а ошибок не оправдывал. За время своего заключения в Быхове, из разговоров с генералами - Корниловым, Лукомским, Романовским, а в последующие месяцы от генерала Алексеева и многих других, узнав подноготную дела, он увидел всю безнадежно-непродуманную цепь ошибок, не имевших никакого оправдания.