Король, дрожа за судьбу династии, готов на всякие компромиссы. Правительство упорствует. А между тем единственный выход из положения - милитаризация страны (дорог и т.д.), вывод армии, обучение ее русскими инструкторами и, вообще, передача власти в русские руки… В общем, узнали-таки страну, где беспорядок государственный и социальный больше нашего… Приехала, наконец, комиссия из английских офицеров, которая уничтожает в ближайшей к противнику полосе запасы керосина, бензина, зерна, которые нельзя вывозить. Румыны уверенно высчитывают стоимость убытков от каждого разрушенного завода, моста, здания. Говорят: за все заплатят англичане! Оптимисты. Быть может заплатят, но… учтя цену присоединяемой Трансильвании».
Генерал Деникин не упомянул в своем письме о том, что в Румынии, до ее вступления в лагерь Антанты, была весьма сильная прогерманская группировка и что территориальные аппетиты румын включали не только австро-венгерскую Трансильванию, но и русскую Бессарабию. Военные неудачи, вполне естественно, играли на руку тем, кто рассчитывал на победу Германии и кто критически относился к России. А потому вопрос о «передаче власти в русские руки», с точки зрения румын, являлся совершенно недопустимым.
В одном из своих писем, касаясь успеха Юго-Западного фронта, Деникин выражал надежду, что этот успех повлечет за собой более широкое наступление и что, быть может, и союзники «встрепенутся».
В общественном мнении России отношение к союзникам за годы войны прошло разные фазы. Вначале был восторг и готовность жертвовать собой для достижения общей цели. Затем восторг охладел, но сохранилось твердое решение безоговорочно выполнять свои союзные обязательства, не считаясь ни с трудностями, ни с риском. И, наконец, как отметил Головин, видя, что союзники не проявляют такого же жертвенного порыва, чтоб оттянуть на себя германские силы, как это делала русская армия, - в русские умы постепенно стало закрадываться сомнение. Оно перешло в недоверие.
Когда австрийцам приходилось плохо, немцы всегда шли им на выручку. Когда того требовали союзники, русские войска всегда оттягивали на себя силы неприятеля. Однако в критические моменты на русском фронте союзники ни разу не проявили должной военной инициативы. Неудачная их попытка в Галлиполи в расчет не принималась. Их начали винить в эгоизме, а среди солдат на фронте (возможно, что не без участия германской пропаганды) все сильнее слышался ропот: союзники, мол, решили вести войну до последней капли крови русского солдата. В солдатской массе это притупляло желание продолжать борьбу.