Через несколько дней произошла катастрофа. В ночь на 8 июля Корнилов был срочно назначен заменить уволенного Главнокомандующего Юго-Западным фронтом. Вступив в новую должность, он немедленно потребовал восстановления смертной казни на фронте, 11 июля он телеграфировал правительству:
«Армия обезумевших темных людей, не ограждаемых властью от систематического разложения и развращения, потерявших чувство-человеческого достоинства, бежит. На полях, которые нельзя даже назвать полями сражения, царит сплошной ужас, позор и срам, которых русская армия еще не знала с самого начала своего существования… Меры правительственной кротости расшатали дисциплину, они вызывают беспорядочную жестокость ничем не сдерживаемых масс. Эта стихия проявляется в насилиях, грабежах и убийствах… Смертная казнь спасет многие невинные жертвы ценой гибели немногих изменников, предателей и трусов».
В этой же телеграмме Корнилов требовал немедленного прекращения наступления на всех фронтах «для сохранения и спасения армии и для ее реорганизации на началах старой дисциплины».
Не дожидаясь ответа, Корнилов отдал приказ расстреливать дезертиров и грабителей. Одновременно он сформировал ударные батальоны из добровольцев и юнкеров. Их целью была борьба с безобразиями на фронте. В районе военных действий он запретил митинги и оружием разгонял их.
Переживший только что ужас разгрома на своем фронте, генерал Деникин с одобрением следил за действиями Корнилова. «Мероприятия, - писал он, - введенные генералом Корниловым самочинно, его мужественное прямое слово, твердый язык, которым он, в нарушение дисциплины, стал говорить с правительством, а больше всего решительные действия - все это чрезвычайно подняло его авторитет в глазах широких кругов либеральной демократии и офицерства; даже революционная демократия армии, оглушенная и подавленная трагическим оборотом событий, в первое время после разгрома увидела в Корнилове последнее средство, единственный выход из создавшегося отчаянного положения».
Два сильных человека - Деникин и Корнилов, хорошо знавшие друг друга, в эти страшные дни почувствовали, что судьбы их перекрестились и направились по одному и тому же тяжелому крестному пути. В офицерской среде Деникин фактически был предтечей Корнилова. К требованиям Деникина Корнилов отнесся с восторгом. «С искренним и глубоким удовольствием, - писал он, - я прочел ваш доклад, сделанный на совещании в Ставке 16 июля. Под таким докладом я подписываюсь обеими руками, низко вам за него кланяюсь и восхищаюсь вашей твердостью и мужеством. Твердо верю, что с Божьей помощью нам удастся довести (до конца) дело воссоздания родной армии и восстановить ее боеспособность».