Корабельная карточка является, очевидно, центром вселенной. Я уверен, что война велась только затем, чтобы в каждой стране могли осведомляться о паспорте или корабельной карточке. До войны никто не спрашивал ни о паспорте, ни о карточке, и люди были вполне счастливы; но войны, ведущиеся за свободу, за независимость и демократию, всегда подозрительны. Они подозрительны с тех самых пор, как пруссаки вели свои освободительные войны против Наполеона. Когда выигрываются освободительные войны, люди лишаются свободы, потому что свободу выиграла война. Да, сэр.
–У меня нет корабельной карточки.
–У вас н-е-т корабельной карточки?
Этот разочарованный тон мне уже приходилось слышать в то прекрасное раннее утро, когда я собирался так сладко вздремнуть.
–Да, у меня н-е-т корабельной карточки.
–Тогда покажите ваш паспорт.
–Я не имею паспорта.
–Не имеете паспорта?
–Нет, не имею.
–И никакого удостоверения из местной полиции?
–И никакого удостоверения из местной полиции.
–Надеюсь, вам известно, что без визированных нашими властями документов вы не можете оставаться в Голландии?
–Нет, этого я не знаю.
–Так. Этого вы не знаете? Может быть, вы последние месяцы и годы жили на Луне?
Оба птенца считают это бог весть какой остроумной шуткой и хохочут:
–Одевайтесь и идите с нами!
Хотел бы я знать, вешают ли и здесь, если у человека нет корабельной карточки?
–Нет ли у вас, господа, папиросы? - спрашиваю я.
–Сигару можете получить, папирос у меня нет. Мы можем купить по пути. Хотите сигару?
–Я с большим удовольствием выкурю сигару, чем папиросу.
И пока я одеваюсь и моюсь, я раскуриваю сигару. Оба полицейские садятся у самой двери. Я не очень-то тороплюсь. Но как бы человек ни медлил - все имеет свой предел, и в конце концов я оканчиваю свой туалет.
Мы отправились и пришли - куда? Как вы думаете? В полицейский участок.
Здесь меня снова тщательно обыскали. На этот раз им посчастливилось больше, чем их собратьям в Антверпене. Они нашли в моих карманах сорок пять голландских центов, которые я приберег себе на завтрак.
–Как? Это все, что вы имеете?
–Да, это все, что я имею.
–На какие же средства вы жили здесь все эти дни?
–На те средства, которых сегодня у меня уже нет.
–Значит, у вас были деньги, когда вы приехали в Антверпен?
–Да.
–Сколько?
–Этого в точности не помню. Сто долларов приблизительно, а может быть, и двести.
–Где же вы взяли эти деньги?
–Очень просто: скопил.
Очевидно, это была хорошая шутка, потому что вся банда, обступившая меня, так и прыснула со смеху. Но все следили за первосвященником, смеется ли он. И когда он начинал смеяться, они все покатывались со смеху, а когда он замолкал, они так внезапно обрывали свой смех, словно бы их поразил удар.