Мэй Сислер протянула ему костлявую лапку и сказала тоненьким голоском:
— Ваш мистер Маунтклеменс очень непослушный мальчик, но вы производите впечатление славного молодого человека.
— Благодарю вас, — сказал Квиллер. — Никто не называл меня молодым человеком вот уже двадцать лет.
— Вам понравится ваша новая работа, — предсказала она. — Вы познакомитесь с очаровательными людьми.
Сэнди близко наклонилась к Квиллеру и сказала:
— Вы так романтично выглядите с этими усами. Я просила Кэла отрастить усы, чтобы он выглядел хоть немного солиднее, но он отклонил мое предложение. Он выглядит сущим младенцем. Вы согласны со мной? — Она мелодично рассмеялась.
Квиллер сказал:
— Да, это правда. Он действительно выглядит молодо.
— Я полагаю, что это какая—то задержка в развитии. Через несколько лет люди будут принимать его за моего сына. И как я это перенесу? — Сэнди одарила Квиллера лукавой улыбкой. — Вы не собираетесь пригласить меня потанцевать? Кэл — ужасный танцор. Он думает, что он виртуоз, но на самом деле на танцплощадке он настоящий увалень.
— А вы сможете танцевать в этом костюме?
Белое кимоно Сэнди в талии было перетянуто широким чёрным поясом. В её прямые чёрные волосы была вплетена белая шёлковая лента.
— О конечно! — Она сжимала руку Квиллера, пока они шли к центру зала. — Вы знаете, что означает мой костюм?
— Нет, — ответил Квиллер.
— Кэл одет в чёрное кимоно. Мы представляем собой юных любовников в зимнем ландшафте.
— Каких любовников?
— О, вы должны знать, это известное творение японского графика Судзуки Харунобу.
— Прошу прощения, но я становлюсь совершеннейшим тупицей, когда разговор касается искусства.
Квиллер чувствовал, что может быть спокоен относительно произведенного впечатления. Танцуя фокстрот, он вёл Сэнди весьма искусно и особенно поразил её, сделав несколько замысловатых па.
— Вы замечательный танцор, — сказала она. — Нужна очень хорошая координация, чтобы танцевать фокстрот и ча-ча-ча. Но надо что-то сделать с вашими познаниями в искусстве. Хочешь, я буду твоим домашним учителем? — сказала она, переходя на «ты».
— Я не знаю, могу ли я позволить себе содержать такого учителя, — сказал он. Сэнди залилась смехом. — Что ты можешь сказать о маленькой пожилой леди из другой газеты? Она разбирается в искусстве?
— Во время первой мировой войны её муж рассказывал всем, что он художник, — ответила Сэнди. — Я подозреваю, что это и делает её «крупным специалистом».
— А чем занимаются остальные люди, сидящие за нашим столом?
— Ригз скульптор. Он лепит какие-то жилистые, истощенные фигурки, которые выставлены в галерее Ламбретов. Они похожи на кузнечиков. Другая пара, Бахвайтеры, известны как поклонники творчества Пикассо. Когда они в костюмах, их невозможно различить. — Сэнди наморщила очаровательный носик — я терпеть не могу эту интеллектуалку. Её муж преподает живопись в художественной школе, а сейчас его работы выставлены в галерее Вестсайда. Он пишет весьма изящные акварели, и, кроме того, он вегетарианец. — Потом она нахмурилась: — Я надеюсь, что журналисты — народ попроще. Когда Кэл сказал мне… О, я, наверное, слишком много говорю. Давай лучше потанцуем.