— Были ли другие предметы под этим же куполом?
— Да.
— Но их не тронули?
— Совершенно верно.
— Как вы снимаете эти купола? Я осматривал их, но не смог догадаться.
— Купол опускают на пьедестал, совмещают с багетом и прикрепляют к нему скрытыми винтами.
— Другими словами, для того чтобы извлечь кинжал, нужно было знать этот секрет. И всё произошло в часы, когда музей был закрыт. Так вы не согласны, что это похоже на «внутреннюю» работу?
— Мне не нравится выражение «внутренняя работа», мистер Квиллер, — сказал хранитель. — Вы, репортёры, бываете на редкость несносны, в чём мы, к несчастью, в нашем музее не так давно убедились. Я запрещаю вам что-либо публиковать об этом инциденте без разрешения мистера Фархора.
— Не вам указывать, что публиковать в газете, а что нет, — сказал Квиллер, сохраняя хладнокровие.
— Если этот материал появится, — сказал Смит, — мы будем вынуждены сделать вывод, что «Дневной прибой» безответственная, падкая на сенсации газета. Во-первых, вы распространите ложную информацию» во-вторых, вы спровоцируете эпидемию краж, в-третьих, вы можете помешать возвращению кинжала, если он действительно был украден.
— Я оставлю это на усмотрение моего редактора. Кстати, когда Фархор уйдёт в отставку, вы займете его место?
— Его преемник ещё не назначен, — ответил Смит, и его желтоватая кожа приобрела цвет пергамента.
Квиллер решил поужинать в кафе «Художник и Натурщица» — уютном погребке в стороне от людских глаз, посещаемом преимущественно людьми от искусства.
Музыка была классическая, меню — французское, на стенах висели картины. Они были абсолютно неразличимы в искусно сгущенном полумраке кафе, и даже в еду, подаваемую в глиняной посуде небольшими порциями, было трудно попасть вилкой с первого раза.
В этой атмосфере было удобнее беседовать и держаться за руки, чем есть, и Квиллер пожалел себя, когда осознал, что только он ужинает в одиночестве. Он подумал, что лучше было бы остаться дома, делить ломтик мясного рулета с Коко и играть в «воробья». Потом он с грустью вспомнил, что Коко покинул его.
Он заказал ragout de boeuf[5] и предался размышлениям о золотом кинжале. Смит был скрытен. Он определённо лгал в начале беседы. Даже девушка в гардеробе пыталась удержать Квиллера от посещения Флорентийского зала. Кто здесь кого покрывал?
Если кинжал был украден, почему вор выбрал именно его из всей коллекции итальянского ренессанса? Зачем красть оружие? Почему не кубок или бокал?
Этот кинжал — не безделушка, которую мелкий воришка мог бы продать на базаре. А профессиональные воры великие мастера своего дела — не ограничились бы только им. Может, кто-то жаждал обладать золотым кинжалом из-за его красоты?