В себя он пришел на третий день. Огонек коптилки давал мало света. Отблески огня плавали по земляным стенам, извиваясь причудливыми тенями, и пропадали на полу в темноте углов. Как-то сразу, одновременно, пришли и ощущение своего тела, и наплыв жестокой боли, пронзившей затылок. Он застонал, и к его лицу склонилось лицо девушки, почти ребенка, с тонко выписанными чертами. Их глаза, ее немного испуганные и его, усталые и безразличные, встретились.
— Сейчас, сейчас... — быстро проговорила девушка и исчезла.
Скрипнула дверь где-то у его ног, взметнув по стенам тени от всполошившегося язычка пламени. Стало совсем тихо, лишь слышалось частое потрескивание горящего фитилька. Потом он различил шаги — небыстрые и шаркающие. Скрип петель; к нему наклонился старик с морщинистым лицом, в высокой папахе.
— Живой, джигит? — спросил он и сам же ответил на свой вопрос: — Живой!
— Пить... — с трудом выдавил из себя лежащий.
— Сейчас мы тебя напоим, перевяжем, — кивнул ему старик. — Что у тебя болит?
— Голова... Сильно... — слабея с каждым произнесенным словом, прошептал раненый.
— Да, конечно, — подтвердил старик. — Голова... Несколько глотков воды прибавили сил.
— Где я? Кто вы? — спросил он и неожиданно для себя добавил: — Кто я?..
Старик качнул головой, словно утверждая его вопросы:
— Меня зовут Джамал. Дедушка Джамал. Это моя внучка Лайла. Ты ее спас от федералов, — он повел подбородком влево, где в темноте за его спиной расплывчатым пятном виднелось лицо девушки. — А кто ты, наверное, лучше знать тебе самому.
Лежащий задумался, пытаясь ответить на этот вопрос в первую очередь себе.
— Я не знаю, кто я такой, — после долгой паузы произнес он. — Я не могу вспомнить...
— Но нас-то ты помнишь? Помнишь, что произошло, когда тебя ранили? — с надеждой произнес старик.
Он нахмурил лоб, и это движение кожи отозвалось очередным накатом боли.
— Что произошло?.. Не помню... Совсем ничего не помню!
Через неделю, когда раненому стало лучше, дедушка Джамал сказал, что надо уходить и он выведет его в безопасное место. Кто он такой, откуда и зачем явился, так и оставалось загадкой. Документы отсутствовали, как и вообще не было ничего — вещей или предметов, кроме наручных японских часов «Сейко». Ничто не указывало на принадлежность его к кому или чему-либо. Карманы камуфлированных брюк и куртки были до неприличия пусты. Сам же коричнево-зеленый камуфляж никак не мог определить статус ни военного, ни гражданского. Кто нынче не таскает на работу, на охоту, да и просто так ставшую расхожей в России дешевую и немаркированную одежку? И генералы, и боевики, и бомжи — все в ней.