Молчание. Лишь слабые, дальние шорохи.
— Алло? — он почувствовал импульс тут же положить трубку, но не сделал этого. — Вы меня слышите?
Шорохи, потом вдруг раздался голос. Голос, который он слышал впервые.
— Вашей дочери Кристине четырнадцать лет, она учится в школе Бергстрём, — сипло сказал мужчина на неуклюжем английском. — У нее длинные светлые волосы, она любит носить на лбу широкую повязку, сегодня она надела синюю с двумя вышитыми жёлтыми лошадками. В классе она сидит на третьей парте, в ряду у окна, рядом с девочкой по имени Сильвия Виклунд. Сейчас у них английский, и это, кажется, не самый ее любимый предмет, судя по выражению её лица…
Словно ледяная рука стиснула сердце Ганса-Улофа.
— Что всё это значит? — выдохнул он. — Кто вы? Для чего мне всё это рассказываете?
— Наш посыльный, господин Йохансон, сегодня вечером придёт к вам ещё раз, — сказал сиплый голос. — На сей раз вы должны учесть, что у нас есть и другие возможности, кроме денег.
Он чувствовал себя, как под воздействием наркотиков, когда положил трубку. Кристина. Они грозятся сделать что-нибудь с Кристиной.
Какой кошмар! Кристина, силы небесные! Что это за люди? Что это, чёрт возьми, за мир?
Воды. Большой глоток, целый стакан зараз, и потом ещё один. Как будто он горел изнутри, так он себя чувствовал.
Конечно, он должен был им подчиниться. Против такого коварства он бессилен. Если он поставлен перед выбором — сохранить либо идеалы Нобелевской премии, либо жизнь и здоровье его дочери, — тогда он должен решить в пользу Кристины. Она была для него всем, смыслом его существования. Это всё, что у него осталось от жены и от лучших лет жизни.
Ганс-Улоф в ужасе чувствовал, что он в руках преступников и должен беспрекословно подчиниться им…
Стоп. Что за чепуха. Это, может, на Сицилии так бывает или в Бронксе в Нью-Йорке, но здесь-то Швеция/ Здесь никто не может шантажировать других людей и думать, что останется безнаказанным.
Нет. Он не игрушка в руках преступников. Он найдёт, чем их удивить. Достаточно будет пойти в полицию и написать заявление об этом инциденте.
Именно так он и сделает. Сейчас же. Он бросился к своему письменному столу, сорвал с аппарата трубку и сделал, как ему потом не раз придётся повторять, самую большую ошибку своей жизни.
Он быстро достал из ящика стола список телефонов и набрал номер школы Бергстрём. Долго шли звонки, потом ответил женский голос, назвавшись, но он не разобрал фамилию.
— Добрый день, — сказал Ганс-Улоф, — это Андерсон. Не могли бы вы кое-что передать моей дочери?
— Момент, — ответила женщина и зашелестела какими-то бумагами. — Андерсон? Который Андерсон?