Нобелевская премия (Эшбах) - страница 44

Ганс-Улоф в этот момент подумал о неизвестных гангстерах и о том, что они могут ей что-нибудь сделать.

— Да, — сказал он. — Только бы выжила.

— Ужас. И как внезапно это случилось, вчера ещё ничего, а сегодня…

— Да. — Ганс-Улоф откашлялся. — Я звоню вам, собственно, и для того, чтобы спросить, требуется ли вам какое-то письменное подтверждение?

— Что? А, да, вы правы. Конечно, такие вещи, несмотря ни на что, приходится иметь в виду, не так ли? Да, я боюсь, нам потребуется письменное подтверждение.

— Достаточно ли будет, если я напишу ей справку-освобождение, или вам потребуется что-то от клиники? — Он задержал дыхание.

— Хорошо бы от клиники.

Ганс-Улоф скривился. Этого он боялся и пока понятия не имел, как раздобыть такой документ. Может, стоит как-то потянуть время.

— Хорошо. Я позабочусь об этом. Может, на это уйдёт несколько дней, они напишут, но не так скоро, или мне их поторопить?

— Нет, нет, — она наконец почувствовала, что сейчас не стоит нагружать его. — Вам сейчас не до того. Принесёте как-нибудь потом.

Ганс-Улоф положил трубку и заметил, что руки у него дрожат. Он надеялся, что ничего не упустил. И что никто ничего не заподозрил.

Вторую проблему звали Эйми, она вела его домашнее хозяйство. Шарообразная темнокожая марокканка трудноопределимого, но не слишком юного возраста, судя по её седеющим курчавым волосам. Она приходила два раза в неделю и заботилась обо всём, что ускользало от Ганса-Улофа с его скорее ограниченными хозяйственными способностями. Являлась она всегда во второй половине дня и имела обыкновение вовлекать в работу Кристину, поскольку придерживалась стойкого убеждения, что девочка должна уметь вести домашнее хозяйство. Ганс-Улоф с готовностью присоединялся к сё мнению, пусть и к неудовольствию дочери, но в надежде, что ей это пригодится.

Разумеется, Эйми будет задавать лишние вопросы.

Надо как-то воспрепятствовать её приходам. Вместе с тем он не хотел бы её лишиться. Когда Кристина вернётся домой, на что он уповал до боли, будет лучше всего, если она найдёт привычную обстановку без изменений.

Значит, просто отпустить Эйми нельзя. И немыслимо рассказать ей, что Кристина смертельно больна, потому что в этом случае Эйми обыщет все больницы Стокгольма, а при необходимости и всей Швеции.

Вместо этого он позвонил ей и сказал:

— У нас ближайшие два месяца будет жить моя.сестра. Её мужа положили в больницу Каролинского института на тяжёлую операцию.

— А я и не знала, что у вас есть сестра, — ответила Эйми. Это озадачило её совершенно справедливо, поскольку у Ганса-Улофа действительно не было сестры.