– Он так хотел пожить на острове…
– Мы много чего хотим.
Они сидели на ветке, словно птицы, и тихо беседовали. Было раннее утро, и солнце только-только показало из-за горизонта свой огненный край. Восхитительная утренняя свежесть, смешанная с дурманом цветущих растений, бодрила, как крепкий ароматный кофе.
Неожиданно из дупла раздался тихий зов Саму-ся, едва различимый на фоне голоса джунглей. Фиалка встрепенулась и неуверенно спросила:
– Мне послышалось или?..
– Или… – буркнул Гараня. – Пойдем…
Они забрались в дупло и уселись возле бомжа. Он лежал с просветленным лицом, которое немного отдавало желтизной, и смотрел на них ясным, осмысленным взглядом.
– Хочу с вами попрощаться, – сказал Самусь.
– Прекрати, Петро, – нахмурился Гараня. – Опять завел старую песню.
– Не перебивай меня, ладно? Мне осталось не много…
Гараня судорожно сглотнул и крепко стиснул зубы. Он старался не глядеть на Фиалку, глаза которой мгновенно наполнились слезами.
– Спасибо вам, друзья… за все… – между тем продолжал Самусь. – Никогда не думал, что меня кто-то проводит в последний путь. Поверьте, это для человека большое счастье… чтобы не как бродячий пес… Еще совсем недавно я думал, что умру где-то под забором и меня зароют как падаль – безымянным и неоплаканным. А оно вон как повернулось… Спасибо.
Фиалка уже плакала, не скрывая слез. Гараня, как и положено мужику, крепился, но и у него глаза были на мокром месте.
– Есть к вам одна просьба… – Самусь остро взглянул сначала на Фиалку, затем на Гараню. – Оставьте меня здесь, в дупле. Только закройте его. Тут так тепло и уютно… не то что в земле. Я буду слышать пение птиц, как шумит листва… И не забудьте вырезать на стволе крест. Обязательно! Обещаете?
– Сделаем все, как ты просишь, – ответил Гараня, с трудом выталкивая слова.
– Что ж, пора… Прощайте…
Самусь закрыл глаза. Черты его лица заострились, оно стало совсем бледным. Гараня прислушался – бомж не дышал. Фиалка тонко, по-бабьи заголосила.
– Перестань! – прикрикнул на нее Гараня. – Не ровен час, кто услышит…
Они выполнили все пожелания Самуся. Кроме того, Фиалка сплела два венка и устелила погребальное ложе Самуся цветами.
– Помянем его в нашей пещере, – сказал Гараня, когда они наконец спустились на землю. – Что бы никто нам не помешал…
Виски осталось совсем немного – по два-три глотка. Фиалка берегла его для Самуся – чтобы дезинфицировать рану.
И все равно Гараня захмелел. Наверное, сказалось большое нервное напряжение. В противовес Фиалке, на которую спиртное подействовало как успокоительное, он не находил себе места и ходил по Пещере туда-сюда словно заведенный, ругая сквозь зубы вора и Люсика всякими нехорошими словами.