Настоятельница подняла руку, прерывая этот поток искреннего раскаяния.
— Завтра, Джилли, тебя уже здесь не будет. — Голос ее вдруг смягчился, взгляд немного потеплел. — Я буду молиться о том, чтобы Господь позаботился о тебе и научил послушанию, которого мне так и не удалось от тебя добиться.
Джилли испуганно ахнула и, упав на колени перед матушкой Магдалиной, вцепилась в подол ее платья, неосознанно ища защиты от неизвестности. На ее ресницах заблестели слезы. — Умоляю вас, позвольте мне остаться в монастыре! Клянусь, я буду беспрекословно слушаться вас, буду молиться все утро, а день посвящать одним только добрым делам!.. Вот увидите, я теперь не буду опаздывать к вечерне, и я научусь скромности и смирению…
Лицо матушки Магдалины снова посуровело.
— Встань! — приказала она. — Довольно валяться у меня в ногах.
Джилли поднялась, чувствуя, как гордость и самолюбие вновь возвращаются к ней.
— Но хотя бы объясните: за что вы отсылаете меня?
Обойдя вокруг стола, матушка Магдалина села на стул с прямой деревянной спинкой и сложила руки, как для молитвы.
— Это не я отсылаю тебя, дитя мое, и вины твоей тут нет. Я полагала, что ты это понимаешь. — Она развернула лежавший на столе пергамент и, молча его перечитав, сунула в карман своей широкой юбки. — Мне приказано отправить тебя в Англию, в Солсбери. Сейчас ты должна пойти собраться, чтобы успеть выехать завтра на рассвете. До места тебя будет сопровождать Хэмфри.
Джилли стало вдруг так страшно, что у нее застучало в висках.
— Но почему я должна ехать в Англию? Ведь я не англичанка.
— Джилли, — устало проговорила настоятельница. — Мне неизвестно, что за люди прислали тебя ко мне четырнадцать лет назад, но кто бы они ни были, за ними стоит большая сила. Чтобы ты немного осознала это, скажу тебе: все это время мне приходилось переправлять ежегодные отчеты о твоем здоровье, душевном состоянии и успехах в учебе самому Папе Римскому.
От удивления рот девушки приоткрылся.
— Как, Его Святейшество интересовался моими успехами?!
— Не знаю, вправе ли я была тебе об этом говорить, так что лучше всего забудь мои слова.
Но в голове у Джилли роилось столько вопросов, что она снова устремила на матушку Магдалину умоляющий взор.
— Джилли, я не знаю, кто ты и откуда, и мне нечего добавить к тому, что уже сказано. Надеюсь, что ты всегда будешь держаться с достоинством и сумеешь с наилучшей стороны показать своему покровителю — кем бы он ни оказался — преимущества своего воспитания и образования.
Страх перед таким непонятным будущим нахлынул на Джилли, и она опять опустилась на колени.