Девушка распахнула свои глаза так, что Маруся на мгновение утонула в них.
– Я кручу бедрами.
– Что?
– Я кручу бедрами.
– Не поняла.
– Когда я на свидании, я кручу бедрами, – отчетливо проговорила девушка.
– Да ладно! – улыбнулась Маруся.
– Ага, – кивнула девушка.
– Ну, это же клево! Мужики, наверное, так заводятся!
Маруся прошла по палате, изо всех сил виляя бедрами и кривляясь.
– Так? Так ты делаешь? – хохотала Маруся, и девушка тоже не могла удержать улыбку.
– Наверное, так.
– Давай вместе! Давай репетировать! – Маруся схватила девушку за руку и потащила ее за собой. Та неуклюже пыталась копировать Марусину походку.
Они виляли бедрами, строили глазки и хохотали.
– Все! Идем! Мы готовы!
В дверь постучали, и в ту же секунду она распахнулась.
– Здравствуйте, девочки. – Доктор Константин Сергеевич, в халате и белой рубашке без галстука, заглянул в комнату, немного приоткрыв дверь.
– Оля, я буду у тебя через пять минут. Нам надо поговорить.
Девушка выскользнула за дверь, Маруся села на диван, поджав ноги.
Совсем скоро ее должны найти.
Отец уже наверняка перевернул все автобусные станции и опросил всех автобусных водителей.
Марусе приятно было представлять, что ее, Марусиного водителя, наверняка уволили.
– Моя дочь! – Наверное, так кричал ее папа. – Вы не досмотрели за моей дочерью! Вы должны были не сводить с нее глаз!
Мать же наверняка уже давно позвонила отцу и сказала, что Маруся пропала.
А если он не взял трубку?
Звезды еще не появились, но солнце уже не светило. Оля больше всего не любила это время суток. Пограничное состояние. Состояние между светом и тенью. Ни да ни нет. Ни свобода ни не свобода.
Куда отвезли девушку в спортивном костюме?
Не надо бояться думать о том, что тебя действительно волнует. Не надо отгонять от себя те мысли, которые действительно должны волновать.
Автобус, который возит в Ад, не увез туда Олю. Но увез другую девушку. Которая плакала, потому что поссорилась с мамой. Бедная девушка, она ссорилась с мамой, потому что не знала, как это бывает – когда мамы нет рядом. Когда ты целыми днями можешь ходить по городу и воображать себе, что свободна, но потом с горечью понять, что свобода – это что-то другое. Но чем бы она ни оказалась, она никогда не сможет заменить родное лицо. Запах. Ощущение.
Скрип тормозов, Оля обернулась на звук, большая красная машина, страх, сильный удар, чужие голубые глаза, боль, крик, наверное, ее собственный, склоненное чье-то лицо.
Чуть выше и рядом. Как Давид. И она снова такая маленькая.
Вот так вот папа нес ее на руках в кроватку. Она это вспомнила? Или придумала?