Она едва перевела дыхание и сунула деньги в карман.
— Я буду ждать тебя в церкви.
— Нет. Я зайду за тобой в гостиницу после того, ал как ты переоденешься. Мы пойдем в церковь вместе.
Никакой нежности в голосе. Это была команда, приказ, не более.
Внезапно она поняла, что больше не может сдерживаться.
— Сегодня у нас день свадьбы, — сказала она, а в ее глазах все еще блестели слезы, — и мы сделаем все по-твоему. Но только сегодня. Потом… — она собрала всю свою храбрость, — не жди, что я стану делать все так, как ты захочешь. Я выхожу за тебя только ради ребенка и не собираюсь становиться тряпкой, о которую ты будешь вытирать ноги. Я и так это делала всю жизнь, поэтому заявляю тебе прямо сейчас: это не входит в нашу сделку.
— Я не помню, чтобы мы говорили об этом.
— Хорошо, это на всякий случай, если бы вдруг ты вздумал…
— Милая, да моей ноги не будет поблизости от ранчо, поэтому я не смогу даже попытаться сделать из тебя что-то вроде тряпки. Понятно?
Она принудила себя выдержать его холодный взгляд без дрожи в теле.
— О да, мистер Лесситер. — Ее голос все-таки слегка дрожал. — Я понимаю.
Мора повернулась и пошла к магазину.
Куинн наблюдал за тем, как она идет. Ему нравилось движение ее бедер под простым, изношенным платьем, нравились ее узенькие плечи и то, как сияет солнце на ее густых кудрях, блеск которых почти ослепил его.
Не чувствуй он отвращения к самому себе из-за того, что вляпался во все это, то мог бы представить, как вытаскивает шпильки из этих непокорных локонов, как они падают вниз, на ее плечи, вольно и свободно. Он мог бы даже сцепиться с ней, непредсказуемой и своенравной. И разумеется, не прочь был оказаться с ней в постели, чтобы освежить воспоминания о той роковой, проклятой ночи и насладиться каждой клеточкой нагого тела.
Но прямо сейчас он не ожидал ничего.
Он не собирался терять свою свободу — единственное достоинство его жизни вот уже много лет кряду. Единственное, что он ценил даже больше оружия, коня и собственной жизни.
Женщина, которая сейчас идет через дорогу, чтобы купить себе свадебное платье, пусть лучше и не надеется, что он променяет свою свободу на дом, семейный очаг и ребенка.
Да он готов есть коровьи лепешки на свободе, чем страдать от судьбы, приготовившей для него такое ужасное испытание.