— Дядя Илико! — донеслось со двора.
— Кто там? — откликнулся, вставая, Илико. В комнату вошла раскрасневшаяся Мери. С минуту она дула на озябшие руки, совала их под мышки, топала ногами. Отогревшись, она сказала:
— Я искала бабушку Ольгу…
— Здесь я, дочка. Ну и письмо же ты мне принесла, чуть со смеху нас, стариков, не уморила, — сказала бабушка, протягивая ей письмо.
— Бабушка, письмо, которое мне дал учитель… Вот оно, я принесла… А это другое… Откуда оно взялось, даже не знаю…
— Господи, еще одно письмо? Илларион, прочти, пожалуйста!
— «Прошу явиться в школу в связи с недостойным поведением Вашего внука».
— Опять? Опять осрамил меня, бесстыдник?! — Бабушка схватила палку. Я пулей вылетел за дверь.
— Не смей показываться дома, мерзавец! Убирайся, куда хочешь! — крикнула вдогонку бабушка. Вскоре из комнаты вышла Мери. Она шла, опустив голову, задумавшись, не пряча голых рук. Платок сполз ей на плечи, спутанная прядка волос упала на лоб. Сейчас она напоминала мне картину какого-то известного художника. Я не помнил его имени. Мери прошла мимо, не заметив меня.
— Мери! — сказал я тихо.
Она остановилась. Я подошел к ней, осторожно поправил прядку. Она не двинулась с места.
— Прочла?
Мери не ответила. Она лишь окинула меня умным, задумчивым взглядом и пошла дальше.
— Мери!
Мери снова остановилась.
— Это Ромули во всем виноват… Он диктовал. Я хотел совсем не так, а он говорит — так нужно.
— Нехорошо так шутить, Зурико…
— Я не шутил, Мери… Я, Мери… Ты думаешь, я правда такой уж плохой?..
— Нет, не думаю…
Мы медленно двинулись по свежему снегу. Снег все валил, не переставая дул холодный ветер. Мы шли молча. Прошли мимо моего дома, мимо укутанной снегом чинары.
— Здесь похоронен мой Мурада…
— Знаю…
— Я очень любил Мураду, больше всех на свете. Я одинаково люблю его, бабушку, Иллариона и Илико…
— Знаю, Зурико.
— С каждым днем я любил его все сильнее. И Мурада очень любил меня… Я с ним как с человеком разговаривал… Когда он умер, я готов был покончить с собой… От любви человек и впрямь может сойти с ума!.. Тебе холодно?
— Холодно…
— А мне не холодно!
Я скинул тулуп и набросил его на плечи Мери. Руку я не убирал. Так мы и шли по свежему снегу. Шли и молчали… Миновали дом Мери…
— Согрелась?
— Согрелась, Зурико.
— Ты ведь знала моего Мураду?
— Да…
— Он очень любил тебя. Он часто говорил мне: «Мери славная девочка, она лучше всех, таких глаз, как у Мери, нет ни у одной девочки. Мери очень добрая и умная девочка…» Мурада очень любил тебя, так же, как меня, даже больше, чем меня, он никогда не лаял на тебя… Ты ведь тоже любила его?