— Ну как, больше не написал стихотворения? — спрашивал меня Илико.
— Прочти, будь человеком! — ухмылялся Илларион.
— Илико! — раздалось со двора.
— Кто там?
— Это я, Ольга. Мой прохвост у тебя?
— Заходи, заходи, Ольга! Здесь он!
В комнату, сгорбившись, вошла бабушка, сняла шаль, поставила палку в угол, присела к огню и, помолчав немного, обратилась ко мне:
— Зурико, сынок, сколько лет твоему учителю химии?
— М-м-м, лет тридцать — тридцать пять… А в чем дело? — сказал я и превратился в слух.
— Он немножко… не того?.. Не тронутый?
— От такого ученика — да не тронуться! — сказал Илико.
— Что ты, бабушка! Да у него из ушей мозги капают, — сказал я.
— Илларион, посмотри, ради бога, что он тут мне пишет! — сказала бабушка, протягивая Иллариону письмо.
Я похолодел…
Илларион надел очки, развернул письмо и спросил:
— Кто тебе принес письмо, Ольга?
— Мери, дочь Ладико Сихарулидзе.
Илларион не спеша начал читать:
— «Моя ненаглядная, дорогая, несравненная…»
— Это он тебе пишет? — спросил Илико бабушку.
— Мне, клянусь тобой! Во рту у меня пересохло, руки похолодели, на лбу выступил пот. Илларион продолжал:
— «С тех пор как я впервые увидел тебя, я познал абсолютную истину красоты…»
— И где он меня видел, проклятый! — хихикнула бабушка и повернулась к Илико. Тот сидел с разинутым ртом, не веря своим ушам.
— «Я понял смысл своего бытия, я воспринял тебя как апофеоз духовной красоты и эстетического наслаждения…» — продолжал Илларион.
— Это место я что-то не поняла, — сказала бабушка.
— Да разве любовь поймешь, дорогая Ольга? — сказал Илларион.
— Да, но когда он успел так влюбиться? — сказал клико.
— А сколько раз ее в школу из-за этого сорванца вызывали, вот и влюбился человек.
— «Меня лишили покоя твои глаза…»
— Чтоб он окривел! — сказал Илико.
— «…ресницы…» — продолжал Илларион. Илико скорчился от смеха и повалился на пол. Иллариона одолевала икота, но он продолжал читать:
— «…твой взгляд, твои жемчужные зубы…» Здесь он немножко ошибся, — сказал Илларион.
— Чтоб ему пусто было, о каких зубах он говорит! — всплеснула руками бабушка.
— «…коралловые губы, агатовые волосы, пальцы, руки — вся ты…» — читал Илларион, заливаясь слезами.
— Хватит, ради бога, прекрати, не могу больше! — завопил Илико, почти теряя сознание.
Илларион кончил читать и стал приводить в чувство Клико. Бабушка хихикала. Один я стоял как громом пораженный и окаменевший,
— Когда замуж выдаешь бабушку? Пригласишь на свадьбу? — еле выговорил сквозь смех Илико и снова опрокинулся.
— Мда-а-а, — протянул Илларион, — тут что-то не так…
— Ай-ай-ай, Ольга! До чего человека довела!