– Потому, что она об этом ничего не знала, мадам, – раздался позади нее глухо рокочущий голос.
Миссис Синклер всполошенно обернулась, почувствовав себя как испуганный кролик: губы ее дрожали, глаза расширились, но она постепенно пришла в себя и пробормотала слова извинения, прежде чем уйти. Направляясь к выходу, она с пристальным интересом взглянула на молодого человека, прислонившегося к двери столовой. Как и Ровена, он был длинноногий, высокого роста, с чеканным лицом и каштановыми волосами красноватого оттенка.
– Капитан Йорк? – сделав поклон, обратился он к Тарквину по-английски, медленно подбирая слова. – Мы еще не представились друг другу. Я Симон де Бернар, брат Ровены.
Тарквин поднялся со своего места, и они пожали друг другу руки. В оценивающих взглядах, которыми они обменялись, не было ни малейшего намека на неприязнь, хотя они и были представителями уже долгое время враждующих сторон. Ни во взгляде, ни в поведении Тарквина, внимательно смотревшего на молодого человека без руки, не замечалось никакой жалостливой снисходительности, а только понимание и сочувствие.
– Руку я потерял под Бауценом около года тому назад, – объяснил Симон, придвигая к себе стул. – Я служил тогда в пятом легком пехотном полку. После операции меня комиссовали. Не слишком богатый послужной список для снайпера, толком и стрелять-то не умеющего, верно?
– Почему вы не сообщили сестре, что призваны на военную службу? – спросил его Тарквин.
– Не видел смысла. Помочь мне она не смогла бы, а мое сообщение стало бы для нее источником лишнего беспокойства!
– И о вашей руке она до сих пор, кажется, так ничего и не знает?
Симон пожал плечами.
– В ее комнате было очень темно, и сама Ровена сильно устала. Я не думаю, чтобы она что-то заметила.
– Вам неприятно говорить с ней об этом? – сдержанно спросил Тарквин.
Симон побагровел и быстро поднялся со стула. Прошло несколько мгновений, казалось, что он вот-вот взорвется, но Тарквин спокойно и неотрывно смотрел на него, и что-то вдруг изменилось в выражении лица Симона и он медленно опустился на прежнее место.
– Да, конечно, вы правы, – с усилием выговорил он. – Я все время чувствовал какую-то тяжесть на душе, хотя мои родственники не уставали мне говорить, что мне нечего стыдиться. Мой кузен и тетушка никогда не позволяли мне проявлять жалость по отношению к самому себе и, вы знаете, это помогло, и я им благодарен. Я еще легко отделался, потеряв левую руку, а не правую. Мне удалось приспособиться и я нормально обхожусь одной рукой.
– И вы до сих пор ничего не сказали сестре? Симон де Бернар поднял на Тарквина полные боли глаза.