Да, взлет Сенатора удивлял многих, но он-то знал подлинные причины стремительной карьеры районного прокурора. Можно сказать, с удивления общественности он и начал свою карьеру. Шубарин имел в виду невероятную популярность прокурора, которую тот получил, опубликовав в республиканской печати серию статей по правовым вопросам.
Шубарин внимательнее, чем кто-либо, прочитал все его публикации на правовые темы. Ни в смелости, ни глубине теоретических разработок, ни в новом мышлении, ни в страстности, эмоциональности убеждения отказать он ему не мог. Как говорится, работа без сучка и задоринки, верное попадание в десятку, в сердцевину наболевших проблем. Да что там публикации, он разжился и докторской своего подопечного – все верно, безупречная, высокопрофессиональная работа! Но почему же тогда насторожила серия выступлений в печати, почему он не мог искренне восхититься докторской бывшего районного прокурора, хотя прекрасно понимал ее ценность и отдавал должное гражданской смелости автора.
Потому что, знакомясь с работами Сенатора, его никогда не покидало ощущение, что все это в той или иной форме он уже слушал и даже четко знал от кого – Амирхана Даутовича. Да, да, убитого прокурора Азларханова. Но никогда тот не говорил ему в долгие ночные беседы, что занят какими-нибудь научными изысканиями в области права. Хотя, казалось бы, какой смысл таиться, если действительно занимался этим, разве Артур Александрович противился бы такой работе, наоборот. Конечно, когда закрались сомнения, он навел справки – соприкасались ли когда-нибудь пути двух прокуроров? Ответ оказался однозначным – никогда. Да и что могло связывать такого образованного, широко эрудированного человека, каким был прокурор Азларханов, кого недруги с усмешкой называли за глаза Теоретиком, Реформатором, с вороватым районным прокурором, занимающимся ночными грабежами. Тут с любой натяжкой вряд ли удалось бы найти точки соприкосновения, к тому же Японец хорошо знал и того и другого, и сомнения исключались.
– Амирхан Даутович… – вырвалось вдруг с уст Шубарина, и он невольно застонал, его до сих пор мучил вопрос – подумал ли, умирая, Азларханов, что это он приговорил его к смерти?
Помнится, когда в тот роковой день, поздно вечером, он прилетел в ташкентский аэропорт из Нукуса, где еще находилось тело умершего Шарафа Рашидовича, ему тотчас доложили, что Коста пристрелил Азларханова. Придя в себя, еще не владея ситуацией, он понял, что случилось что-то невероятное, возник какой-то тупик, и Джиоев вынужден был стрелять. Он хорошо знал Коста, тот не станет спасать собственную шкуру любой ценой, он один из немногих знал об его истинном отношении к прокурору. Коста понимал странную взаимную симпатию бывшего областного прокурора и крупного дельца теневой экономики, им обоим, каждому в своей сфере, не дали легально реализовать свой талант, свои возможности. Коста, как и самого Шубарина, было сложно провести, он знал их давно, имел возможность понаблюдать за обоими. Значит, действительно произошло роковое стечение обстоятельств. Как потом расскажет Сенатор, так оно и было, отпусти прокуpop Коста, тот ушел бы, пристрелив на входе полковника Джураева, а во дворе его страховали на белых «Жигулях».