– Слушаю вас, – ответил тотчас вовсе не сонный голос Хашимова.
– Салим, это Артур, я даже затрудняюсь сказать доброе утро, ради бога, извини за звонок в неурочное время, но я второй день никак не могу отыскать нашего друга, а он мне нужен позарез.
– Что-нибудь с «Лидо»? – спросил тревожно Миршаб.
– Да нет, с «Лидо» все прекрасно, процветает. Он нужен мне совсем по другому поводу, не знаешь, где он проводит уик-энд?
– Нет, он мне ни о какой загородной поездке не говорил, хотя мы виделись с ним в пятницу после обеда, скорее всего загулял где-нибудь в городе. Впрочем, он и мне нужен, но мое дело терпит, отыщется.
– Конечно, отыщется, – ответил как можно беспечнее Японец и положил трубку.
В том, что лучший друг и соратник Сенатора не знал о его поездке в Аксай, сомневаться не приходилось. Что же все-таки крылось за столь поспешным визитом к хану Акмалю? Звонок среди ночи из Аксая, конечно, оказался вынужденным, никак не предусмотренным, для Шубарина это было ясным. Не ведет ли Сухроб двойную игру? Но зачем? Их теперь так много связывало, что не было резона действовать за его спиной. Задал же загадку ночной звонок.
Артур Александрович остановился возле большого полотна Сальвадоре Роза, самой ценной картины в его коллекции, но не удосужил ее даже единственным взглядом, хотя любил и гордился этим приобретением.
Первое, что напрашивалось из нынешней ситуации, это, конечно, пристальнее присмотреться к самому Сенатору, может, тут, в биографии, и есть объяснение его закулисным действиям? Тот жест, что продемонстрировал прокурор Акрамходжаев несколько лет назад, в день смерти Рашидова, снимал с него все подозрения, ни о какой тотальной проверке, как бывало всегда с теми, кто попадал в орбиту интересов картеля Шубарина, не могло быть и речи. Прокурор располагал таким досье на всю его империю, что от нее не осталось и воспоминаний, стань они достоянием общественности, особенно в дни правления Юрия Владимировича Андропова.
Все это так, но от фактов, ни от прошлых, ни от нынешних, не уйти, если на прошлые есть убедительные объяснения, следовало найти на нынешние. И они, конечно, найдутся, в этом он не сомневался, но ему почему-то не хотелось копаться в жизни Сенатора, все-таки он сам его отчасти создал, поднял до таких высот с незаметного поста районного прокурора, ведь тот при первой встрече сказал: «Не имел я реальных шансов на продвижение, хотя всегда стремился к этому».
Как бы ему этого ни хотелось, отныне следовало присмотреться к заведующему Отделом административных органов ЦК, и дело это нельзя было перепоручать никому. Излишняя подозрительность могла закончиться большим скандалом. Сухроб Ахмедович за последние годы резко, на глазах, преобразился, рос, что называется, на дрожжах, власть шла ему на пользу, он так разносторонне раскрывался день ото дня, что удивлял многих, да и его самого порою. Живой природный ум схватывал на лету силу в республике, и Шубарин знал, что многие большие люди при определенной ситуации могли сделать ставку именно на него, даже его давний друг, прожженный политикан Тулкун Назарович из ЦК не исключал именно такого поворота событий в судьбе удачливого Акрамходжаева.