А ведь существовал самый простой путь проверки – послать человека к хану Акмалю и попросить его помочь, их интересы в ту пору как раз активно переплетались. А у аксайского Креза на кого только не имелось досье, нашлись бы там кое-какие сведения, наверное, и на Сухроба. Ахмедовича, и сейчас он, возможно, понял бы причину тайного визита в Аксай. Но что не сделано, то не сделано, и сегодня соваться к «маршалу Гречко» было бессмысленно, кто знает, о чем они там договорились за его спиной. Восток дело тонкое, и этот путь отпадал. А прибегать к тайным документам хана Акмаля ему приходилось дважды, и дважды он сам наведывался в Аксай, досье он просил на таких людей, что Арипов вряд ли доверил их какому-нибудь посреднику.
Артур Александрович хорошо знал нравы и обычаи края, в котором родился и жил, порою ощущал, как органично впитал он в себя мусульманский уклад, культуру, традиции, они вполне отвечали его душевному состоянию и нисколько не расходились с человеческими принципами, которых придерживался. В связи с этим он вспомнил, как однажды, еще в спокойные времена, провел два дня в гостях у аксайского хана Акмаля. Вечером, после охоты, дожидаясь, пока приготовят ужин из охотничьих трофеев, они полулежали на мягких курпачах, беседуя на философские темы. Говорил больше он, кутаясь в теплый и просторный чапан и попивая небольшими глотками французский коньяк «Камю», а хан Акмаль внимательно слушал гостя. И вдруг хан Акмаль перебил его.
– Если бы нынче на календаре не был самый конец семидесятых годов, – начал, как всегда монотонно, беспристрастно обладатель двух Гертруд, – и если бы я не знал тебя хорошо много лет, я бы подумал, что ты английский шпион. – Видя нескрываемое удивление на обычно невозмутимом лице Японца, хан Акмаль рассмеялся: – Ты не обижайся, я знаю, ты не шпион, ты наш, бухарский кровный. Но почему я так подумал? Объясню. Говорят, возле моего отца, а он воевал рядом с Джунаид-ханом и был не рядовым сотником, как сейчас толкуют мои враги, желая принизить отца и меня, находился англичанин, который, как и ты, прекрасно знал наш язык, наши обычаи, даже наизусть цитировал Коран, чем радовал и удивлял наших невежественных мулл. И не удивлюсь, что ты и Коран знаешь. Сейчас ты беседуешь со мной на чистейшем узбекском языке, рассказываешь мне о восточных философах, о которых не имеет понятия большая часть нашей интеллигенции. А у нас, большевиков, все непонятное, труднообъяснимое сваливается на происки империализма и шпионов. Выходит, ты – шпион! – И он вновь заразительно, от души расхохотался.