— Там, в шкафчике, кофейник с кипяченой.
Вода была тепловатая, с неприятным металлическим привкусом. Сделав через силу несколько глотков, Людмила почувствовала подступающую тошноту и обессиленно опустилась на стул, прикрыв глаза.
— Но тебе нехорошо! — повторила фрау Крумхоф.
— Не беспокойтесь… я только посижу минутку, — она откинула голову, коснулась стены затылком, это давало лишнюю точку опоры, не так все кружилось, и спросила, не открывая глаз: — Вы знаете, как погиб Эрих?
— Какой еще Эрих?
— Доктор Эрих Дорнбергер…
— А-а, Дорнбергер! Мне сказали, что его убили в перестрелке. Там же, в здании ихнего штаба.
— Это правда? Вы меня не обманываете? Он действительно не был арестован?
— Чего это, скажи на милость, я бы тебя обманывала. Я, как ты понимаешь, при его смерти не присутствовала, но в списке тех, кого в ту ночь привезли оттуда на Принц-Альбрехт, его имя не значилось. Это совершенно точно.
— Господи, больше всего я боялась, чтобы его не взяли живым…
Фрау Крумхоф помолчала, потом спросила:
— Ты была его любовницей?
— Я его любила.
— Даже так… Что он, собственно, был за человек?
— Простите, мне… трудно об этом говорить. Вы, наверное, лучше меня знали, какой он был.
— Да откуда мне его знать, твоего доктора. Я в жизни с ним не встречалась!
— Но как же тогда…
— А, ты об этом. Ну, это дошло до меня через других… по цепочке.
— Однако в заговоре вы участвовали?
— В заговоре Гёрделера? Ты с ума сошла, никто из нас не имел к этому никакого отношения. Были кое-какие предварительные контакты, с группой Штауффенберга, но это скорее так… взаимное прощупывание. Сам Штауффенберг, насколько я понимаю, стремился к сотрудничеству с нами… или, во всяком случае, приветствовал бы его. Но остальные там были решительно против, да это и понятно — они делали ставку на англо-американцев.
— Простите, фрау Крумхоф, я не очень понимаю. Вы говорите — «сотрудничество с нами», — с кем?
— С гражданским подпольем, подчиняющимся оперативному руководству КПГ.
— КПГ, — растерянно повторила Людмила. — Так что же, выходит, Эрих был коммунистом?
— Если ты про Дорнбергера, то нет, коммунистом он не был. Но он, очевидно, принадлежал к тем, кого это слово не пугало. Во всяком случае, с просьбой относительно тебя он обратился именно к нам. Я думаю, это факт достаточно показательный… особенно если учесть ваши отношения. Ну что, тебе получше?
— Да, спасибо, уже ничего — у меня просто голова закружилась. Но как вы меня напугали своими расспросами…
— Извини, получилось и в самом деле не очень ловко, — по лицу фрау Крумхоф промелькнула несмелая улыбка; Людмила подумала, что улыбаться этой женщине случается не часто. — Собственно, я давно должна была тебя вызвать, но задержались с проверкой. Так вот в чем дело… Доктор, как я сказала, просил наших берлинских товарищей тебе помочь. Он рассказал твою историю и просил позаботиться о тебе до конца войны, чтобы ты смогла благополучно вернуться на родину. Ему обещали, что все возможное будет сделано, и мы можем это сделать. В Мариендорфе ты в безопасности, а война долго не продлится. Мы можем помочь тебе выжить, если ты хочешь только этого. Но я подумала, что у тебя — советской девушки, комсомолки… ты ведь комсомолка?