Серые щеки Гурьянова дрожали. Только натянув брюки, он начал соображать, что происходит. Цыпе было слышно, как он провякал какие-то немецкие слова, после которых старший гестаповец вынул из кармана бумагу и показал ее начальнику школы из своих рук. Гурьянов прочитал, тогда Малохольный увидел, до чего Сашка Лизарев главный среди гестаповцев: он по-русски спросил обершарфюрера:
— Понял теперь, свинячья морда, изменник проклятый?
Конечно, всю кашу заварил этот недавно прибывший сюда Лизарев. Он выследил Гурьянова, который, оказывается, работал на Советы и на коммунистов. Так что очень даже правильно поступил Цыпа, отправляя свои доносы в Ригу, в гестапо. Но в то время, когда подвыпивший Цыпа так себя хвалил, Лизарев вдруг заметил его глаза, поблескивающие из темной передней, и велел ему войти в комнату.
Цыпа, изображая всем своим поведением величайшее послушание и преданность, вошел почему-то на цыпочках. Губы он сложил бантиком и шею вытянул, словно тугоухий, в ожидании следующих распоряжений.
— Залазь в шкаф, — велел Лизарев.
— Это как? — не понял Малохольный.
— Сюда, в стенной шкаф! Живо!
И Лизарев распахнул перед Цыпой дверь большого стенного шкафа, в котором висел парадный мундир обершарфюрера. И еще что-то штатское здесь висело, Малохольный вспомнил, пожива с еврейчиков, когда их угоняли из Эстонии — сжигать.
— И чтобы тихо было! — рявкнул Лизарев, запирая шкаф на ключ.
Цыпа не сопротивлялся. Слишком страшен был сейчас бывший командир взвода охраны школы. Такие, случается, стреляют не предупредив, а Малохольный не желал зазря расставаться с жизнью.
Заперев шкаф и положив ключ себе в карман, Лизарев негромко по-русски сказал старшему офицеру, который занимался своей сигарой:
— Предполагаю возможным начать погрузку документов?
— Я! — по-немецки ответил майор.
Его сигара лопнула в середине, и он старательно заклеивал ее большим красным языком.
— Ключ От коттеджа Хорвата у тебя, рыло? — спросил Лизарев Гурьянова.
— Здесь, — похлопывая себя по карманам френча, тухлым голосом ответил Гурьянов. — При мне.
— Ключ от сейфа?
— Здесь же!
— Шинели мы оставим тут, — сказал Лизарев «гестаповцам». Гурьянов не видел, что он им подмигнул. — Пошли?
Было всего двенадцать минут первого, когда они впятером вышли из гурьяновского дома. В здании школы с грохотом плясали курсанты, оттуда доносились ноющие звуки радиолы. С неба светили, мигали морозные звезды, снег под сапогами «гестаповцев» сердито скрипел. Гурьянов шагал словно бы в оцепенении, морозный ветер шевелил редкие его волосы.
— Шнелль, шнелль, — подстегнул его самый главный и, видимо, самый раздраженный, майор, — шнелль!