Младенцы тем временем вопили во всю мочь дружным хором, а мамаши по большей части радовались и рукоплескали. Мамаша близнецов сидела на постели и твердила, что ей как-то нехорошо.
— И неудивительно! — сказала мать-настоятельница. — Вы молодчина, милочка! Прекрасный удар, один из лучших на моей памяти!
А Тонино, стоя с другой стороны матери-настоятельницы, сделал наконец то, что, как Мур теперь понимал, надо было сделать несколько часов назад, — он воскликнул своим чистым сильным голосом в полную силу:
— Крестоманси! Крестоманси, сюда, скорее!
По палате пронесся порыв теплого ветра, будто поезд прошел, и одновременно повеяло необычным пряным запахом совсем иной вселенной, и вот посреди комнаты, лицом к лицу с матерью-настоятельницей, уже стоял Крестоманси.
Вид у него был поразительный. Видимо, на Магическом Конклаве полагалось появляться в обтягивающей длинной белой рубахе поверх широченных черных брюк. Поэтому Крестоманси казался едва ли не выше матери-настоятельницы и гораздо, гораздо тоньше.
— А, мать Джаниссари, — произнес он. — Добрый вечер. Мне представляется, мы с вами встречались в прошлом году.
— На конференции по церковному праву, и зовут меня мать Джастиния, — отвечала мать-настоятельница. — Я несказанно рада вам, сэр Кристофер. У нас тут, кажется, неприятности.
— Вижу, вижу, — покивал Крестоманси. Он опустил взгляд на останки господина Таррантула, а потом поднял глаза и посмотрел на Мура и Тонино. Затем он оглядел палату, вопящих младенцев и ошарашенных мамаш, смущаясь все больше и больше. — Мне кажется, часы посещений уже кончились, — заметил он. — Быть может, кто-нибудь возьмет на себя труд объяснить мне, почему мы все здесь собрались. — Наморщив лоб, он легонько взмахнул рукой, отчего все младенцы перестали вопить и мирно уснули. — Так-то лучше, — сказал Крестоманси. — Тонино, объяснитесь, пожалуйста.
Тонино все рассказал — ясно и четко. Несколько раз Мур мог бы вмешаться и кое-что! добавить, но он старался молчать — так ем; было стыдно. И не только потому, что он, чародей с девятью жизнями, настолько поддался колдовству господина Таррантула даже имя свое забыл, — и при этом ведь должен же он был заметить, когда на него налагали заклятье, а произошло это, наверно, в том старом кебе! Нет, дело не в этом — как мог он, Мур, позволить себе настолько погрузиться в свою нелюбовь к Тонино, что они оба из-за этого едва не погибли?!
Все еще усугублялось тем, что Тонино постоянно твердил — Мур держался молодцом, Мур сумел колдовать, несмотря на чары господина Таррантула! Самому же Муру казалось, что и то и другое — неправда. В свою пользу он мог сказать только, что пожалел попавшиеся души и помог им спастись. И еще Муру было радостно обнаружить, что теперь Тонино ему нравится. Ведь Тонино все это время был спокоен и собран — лучшего товарища по несчастью и желать нельзя. И тогда Мур думал, что умение Тонино пользоваться чужими чарами оказалось вдвое полезнее всех Муровых талантов.