Фрэнк едва не ответил «нет». Потом он вспомнил о Глазах — их тайном оружии.
— Мы с Джесс идем с тобой, — сказал он.
— И я, — вызвался Мартин.
— И мы тоже, — заявила Дженни. — Потому что мы думаем, что ожерелье там, внутри.
И вот все шесть храбро прошли между бензиновыми бочками, а банда, разок-другой затейливо ругнувшись, развернулась цепью вокруг хижины и вдоль берега реки и стала на страже. Во дворике было все так же голо, но чуть менее душно. Воздух от реки тоже стал чуточку свежее, чему все были только рады. Как и в прошлый раз, черные курицы ринулись в убежище. И, тоже как в прошлый раз, через дворик, шипя и припадая к земле, пробежала кошка.
Вернон и Мартин разом затопали ногами и закричали, чтобы спугнуть кошку. Кошка не стала тратить время на то, чтобы понять, чего они добиваются. Она метнулась прочь, перескочила через бочки и стрелой помчалась к реке. Когда она скрылась, все подошли к полуоткрытой двери и попытались войти.
Дверь была такая старая, что уже толком не закрывалась. Но и открываться она не желала. Фрэнку и Мартину пришлось налечь на нее со всей силы и с трудом провернуть ржавые петли. Тогда дверь открылась. И ничего не случилось. Никакие чары их не остановили. Все втиснулись внутрь — в крошечную, грязную, пыльную, темную каморку, в которой воняло так, словно городская свалка сконцентрировалась в одной точке.
— Фу, — скривился Мартин.
Кругом была сплошная паутина и какие-то ящики вдоль стен. Имелось и малюсенькое, засиженное мухами оконце, за которым был виден подпрыгивающий от нетерпения Стаффорд. Джесс стало интересно, где же Бидди спит. Ни следа кровати видно не было. Но интерес ее быстро угас, потому что на ящике посреди хижины они увидели то, за чем пришли. На этом ящике стояла старая грязная чашка, а в ней вовсю пылал странный фиолетовый огонь, — он странно пришептывал, вырываясь из чашки одним-единственным аккуратным острым языком. Язык был аккуратный и острый и только на самом конце раздваивался, словно змеиный. А над чашкой свисала с потолка нить, а к концу этой нити было привязано что-то беленькое, привешенное как раз между языками пламени.
— Вот он! — воскликнул Фрэнк.
Вернон кинулся к зубу. Он сунул руку прямо в огонь, ухватился за зуб и рванул.
И нить не порвалась. С виду она была обычная, хлопчатобумажная, и легла легкими петлями на руку Вернону, когда он вытащил зуб из пламени, — но оказалась прочнее стали. Судя по всему, Вернону было ее не разорвать. Он все тянул и тянул, произнося при этом слова, которых, наверное, нахватался от Громилы, и лицо у него стало странного цвета.